Он лежал с открытыми глазами и повторял себе, что его не смогут разоблачить. На нем все время были перчатки, так что отпечатков пальцев он не оставил. Мэрино ведро и крышку от него он привез с собой обратно. Он запутал следы, чтобы сбить с толку возможную погоню, совсем как беглый каторжник, переходящий ручей, чтобы сбить со следа собак. Но ни одна из этих мыслей не приносила ему ни сна, ни утешения. Они все равно поймают его. Вполне возможно, что кто-то видел его машину на Хэрон, и ему показалось подозрительным, что кто-то разъезжает по городу так поздно и в такую непогоду. Возможно, кто-то нацарапал в записной книжке номер его машины, и сейчас этого следопыта поздравляет полиция. А может быть, они сняли образцы мельчайших частиц краски с заградительного барьера на площади Хэрон и сейчас отлавливают фамилию преступника в каком-нибудь компьютерном каталоге автовладельцев. А может быть… Он переворачивался с боку на бок, ожидая того момента, когда за окном его покажутся танцующие голубые тени, или раздастся тяжелый стук в дверь, и какой-нибудь бестелесный кафкианский голос скажет: Эй, там – открывай дверь! А когда он наконец-то заснул, то случилось это совсем незаметно для него самого. Мысли его без перебоя перешли из мира сознательных размышлений в искаженный мир снов с той же легкостью, с которой машина переходит с третьей на вторую передачу. Даже во снах ему казалось, что он не спит, раз за разом совершая самоубийство. То он сжигал себя, то становился под подвешенную наковальню и перерезал веревку, то вешался, то задувал контрольные язычки пламени в плите, а потом открывал на полную мощь духовку и все четыре конфорки, то пускал себе пулю в лоб, то выбрасывался из окна, то бросался прямо под колеса едущего с большой скоростью междугородного автобуса, то глотал таблетки, то выпивал залпом бутылку с дезинфицирующим средством для туалета, то направлял себе в рот баллончик аэрозоля «Сосновый аромат», нажимал на кнопку и вдыхал его до тех пор, пока голова не отделялась от тела и не улетала в небеса, как детский воздушный шарик, то совершал харакири, стоя на коленях в исповедальне католического собора и исповедуя грех самоубийства ошеломленному молодому священнику в тот самый момент, когда его дымящиеся внутренности вываливались на скамейку, словно тушеная говядина, свершая акт покаяния слабеющим, смущенным голосом в луже крови, по которой плавали горячие сардельки его кишок. Но наиболее живо и явственно он снова и снова представлял себя за рулем «ЛТД», слегка нажимающим на педаль газа в закрытом гараже; он делал глубокие вдохи и просматривал номер «Нэшнл Джиогрэфик», разглядывая фотографии различных бытовых сценок на Таити и в Окленде и жирного вторника [13]
в Новом Орлеане, переворачивая страницы все медленнее и медленнее, пока звук двигателя не превращался в отдаленное приятное гудение, а зеленые воды Тихого океана не принимали его в свое убаюкивающее тепло и не уносили его вниз в серебристую глубину.19 декабря, 1973
Когда он проснулся и встал с постели, было уже половина первого. Он чувствовал себя так, словно накануне напился до потери сознания. Голова чудовищно болела. Мочевой пузырь был полон. Во рту был отвратительный привкус. От малейшего физического усилия сердце начинало стучать, как боевой барабан. Он даже не удостоился роскоши потешить себя мыслью – пусть даже на очень краткий промежуток времени, – что все происшедшее вчера было только сном: запах бензина въелся в его плоть и тонким ароматом исходил от лежащей на стуле одежды. Снегопад кончился, небо было чистым, и яркий солнечный свет резал ему глаза.
Он вошел в ванную, устроился на унитазе, и поток жидких испражнений рванулся из него, словно курьерский поезд, проносящийся мимо маленькой богом забытой станции. Испражнения падали в воду с отвратительным плюханьем. Он застонал и обхватил голову руками. Не вставая, он помочился, окутанный теплым облаком густого запаха своего собственного дерьма.
Он спустил воду и пошел вниз на деревянных ногах, захватив с собой чистую одежду. Он решил подождать, пока ужасающий запах не выветрится, а потом принять ванную. Может быть, он будет отмокать там целый день напролет.
Он положил в рот три таблетки экседрина из зеленого пузырька, стоявшего на полочке над кухонной раковиной, и запил их двумя изрядными глотками пепто-бисмола. Он поставил чайник, чтобы выпить кофе, и разбил свою любимую чашку, снимая ее с крючка. Он убрал осколки, взял другую чашку, насыпал туда растворимого кофе «Максвелл» и отправился в столовую. Там он включил радио и покрутил ручку настройки в поисках новостей, которые, как и полицейские, всегда куда-то пропадали в нужный момент. Поп-музыка. Сводки с полей. Ток-шоу «Позвоните нам». Объявления от частных лиц. Пол Харви продает страховку. Снова поп-муэыка. Никаких новостей.