Дорожные работы

Она поднялась в спальню. Он услышал, как щелкнул выключатель; прежде он тоже всегда слышал этот щелчок, когда Мэри шла спать первой. Прислушавшись, он, наверное, смог бы различить даже сводящее с ума шуршание стаскиваемого свитера или клацанье застежки джинсов…

Однако он предпочел взять пульт дистанционного управления и включил телевизор.

Член его находился в состоянии полного возбуждения, что причиняло ему крайнее неудобство. Ширинку брюк так и распирало. Мэри называла его каменным обелиском, а в молодости, когда их супружеская постель служила только ареной для секса, — окаменевшим змеем-искусителем. Он одернул ширинку, но эрекция упорно не желала исчезать. Тогда он встал и прошелся по комнате. Некоторое время спустя возбуждение прошло, и тогда он уселся снова.

По окончании выпуска новостей начался фильм «Мозг с планеты Ароус» с Джоном Эйджером в главной роли. Он так и заснул перед телевизором, сжимая в ладони пульт дистанционного управления. Несколько минут спустя бугор под ширинкой возник снова — эрекция крадучись вернулась, словно убийца на место давнего преступления.

7 декабря 1973 года

И все-таки он не удержался и посетил ее в ту ночь. Ему снова приснился сон про собаку мистера Пиацци, но на этот раз он точно знал, что мальчик, который приблизился к озверевшему псу, — его собственный сын Чарли. Вот почему, когда собака прыгнула на ребенка, он слепо забился во сне, словно заживо похороненный, тщетно пытающийся выбраться из могилы.

Он беспомощно барахтался, рассекая руками воздух — уже не во сне, но еще не проснувшись, — пока не свалился на пол, пребольно ударившись плечом. Придя в себя, он порадовался, что находится в своей гостиной, а ужасный сон ему лишь привиделся. Реальность была скверной, да, но по крайней мере не настолько ужасающей.

Что же он наделал? Трагическое осознание содеянного, всего того, что он натворил со своей жизнью, ужаснуло его. Он сам разорвал жизнь посередине, словно кусок дешевой ткани. Ничто больше не служило ему утешением. Ноющая боль выгрызала нутро. К горлу поднялась изжога; отрыгнув горечь, слабо отдававшую «Южным комфортом», он снова проглотил слизистый комок. Внезапно на него напала мелкая дрожь, и, чтобы унять ее, он сел, обхватив колени руками. Ну и ночка выдалась! И вообще, что он тут делает, сидя в гостиной, стиснув колени и дрожа, как пьяный забулдыга в подворотне? Или, скорее, как какой-нибудь психопат. Может, в этом дело? Неужто он и вправду спятил? Может, он псих? Не то что какой-нибудь чудак или безобидный шизик, а самый настоящий умалишенный. При этой мысли его прошиб холодный пот. Неужто он и в самом деле ездил к этому бандиту за взрывчаткой? Неужто он и правда прячет в гараже два ружья, причем из одного из них можно запросто уложить слона? Жалобно заскулив, он привстал, скрипя всеми суставами.

Осторожно ступая и выкинув из головы все мысли, он поднялся в спальню.

— Оливия? — шепотом позвал он. Чинно и торжественно, словно в старом фильме с участием Рудольфа Валентино. — Вы не спите?

— Нет, — ответила она. В ее голосе не было и тени сонливости. — Чертовы часы не давали мне спать. Тикали прямо над ухом. Я их отключила.

— Ну и правильно, — сказал он. А что он еще мог сказать? — Мне приснился страшный сон.

Зашуршали откидываемые простыни.

— Залезайте. Прижмитесь ко мне.

— Но…

— Может, хватит болтать, а?

Он послушно улегся рядом. Девушка была абсолютно голая. Они предались любви. Потом уснули.

Утром температура понизилась до десяти градусов. Оливия спросила, получает ли он газеты.

— Когда-то получал, — ответил он. — Кенни Апслингер разносил их по домам. Его семья перебралась в Айову.

Она покачала головой:

— Ну надо же — в Айову. — И включила радио. Передавали прогноз погоды. День ожидался ясный и холодный.

— Яичницу будете?

— Да. Из двух яиц, если можно.

— Можно. Послушайте, я хочу извиниться за вчерашнее поведение…

— Не стоит. Я, между прочим, кончила. Со мной это крайне редко случается. Мне понравилось.

Его невольно охватила мимолетная гордость; возможно, Оливия того и добивалась. Он поджарил яичницу. Из четырех яиц — по два на каждого. Приготовил тосты и кофе. Она выпила три чашки с сахаром и сливками.

— Ну так что же вы собираетесь делать? — спросила она, когда они оба покончили с кофе.

— Отвезти вас на автостраду, — тут же ответил он.

Она досадливо отмахнулась:

— Я не об этом. Как вы дальше жить собираетесь?

Он ухмыльнулся:

— Как-то это у вас серьезно прозвучало.

— Это для вас серьезно, — промолвила она.

— Я еще это не обдумывал, — сказал он. — Видите ли, раньше… — он подчеркнул слово раньше, — прежде чем заварилась вся эта каша, я чувствовал себя как приговоренный к смертной казни. Ничто больше не казалось реальным. Словно я жил в каком-то бесконечном кристальном сне. Но вот этой ночью… Словом, то, что случилось, было абсолютно реальным и осязаемым.

— Я очень рада, — сказала Оливия. При этом она и выглядела обрадованной. — Но что вы дальше делать будете?

— Честное слово, не знаю.

— Как все это грустно, — вздохнула она.

— Честно? — спросил он.