– Вам совершенно не нужна эта информация. В посольство, вот и всё.
– Это законно?
– Зависит от точки зрения. В случае чего это можно будет назвать похищением.
– С полного согласия похищаемой.
– Пока вас никто не просит давать показания. Как вообще ваши дела?
– Последние двадцать четыре часа были не очень. До этого, правда, тоже было не очень хорошо, но это другая история.
– Всё почти кончилось. Его арестуют самое позднее завтра.
– Так быстро?
– Зависит от того, как он отреагирует на ваше СМС. Мы уверены, что он за вами следит, то есть теперь уже следит за той «вами», которая возвращается домой из морга, где лежит тело мадемуазель Поль.
Было видно, что он делает несколько дел одновременно. Говорил с ней, изучал внешний мир, проверял сообщения на телефоне, следил за дорогой. Его манера двигаться и говорить была непривычной. Что-то изменилось, но ей никак не удавалось понять, что же именно. Может быть, впервые за время их знакомства он ничего не скрывал и был целиком там, где находился. Ощущение это было настолько новым и так заинтересовало Камилль, что всю дорогу она внимательно наблюдала за Рафаэлем и даже не заметила, как машина остановилась. Он сказал «мы приехали», и она от неожиданности вздрогнула.
Они опять были на какой-то подземной стоянке. Выйдя из машины, спустились на лифте еще ниже, но Камилль не смогла определить, на какой этаж: на кнопках были непонятные значки. Когда двери лифта открылись, Рафаэль привел ее в небольшую квартиру, состоящую из двух комнат, кухни и ванной.
– Вы останетесь здесь, пока всё не закончится. Если что-нибудь понадобится, здесь есть внутренний телефон. Ваша задача – есть, пить и отдыхать, чтобы быть готовой ехать дальше, если нужно. И пожалуйста, не пытайтесь отсюда выйти.
Он был напряжен, даже его приказы стали короче, чем обычно.
– Рафаэль, что происходит?
– То есть?
– Вы не договариваете чего-то, о чем мне надо бы знать.
– На сегодня вы знаете всё, что должны. Когда всё закончится, узнаете остальное, – сказал он. И сразу же ушел.
Электронные часы на кухне показывали полдень, и это был единственный способ понять, день сейчас или ночь: в квартире не было ни одного окна. Она села на ближайший стул и осознала вдруг, что больше не боится за свою жизнь, внутри просто не осталось места для страха. Другие чувства захватили ее без остатка, и не было слов, чтобы их описать. Эта беспомощность была знаком ее полного поражения: до этого она была пусть средним, но писателем, теперь же необходимо было признать неспособность описать даже саму себя. Ей не хотелось ни есть, ни пить, она могла только сидеть и смотреть на меняющиеся цифры, не понимая даже, что они отмеряют проходящие часы.
Спустя некоторое время она все-таки поднялась, чтобы обойти свое убежище. Здесь было всё необходимое, чтобы прожить несколько дней, – новая одежда и еда, зубная щетка, паста, гель для душа и многое другое. Тогда она сняла и сложила в мешок для мусора всё, что надела в больнице, а потом встала под душ и смыла с себя отвратительные, пропитавшие всё насквозь духи.
Обычно Камилль не смотрела телевизор, но здесь попыталась, так как ни одной книги, которая могла бы ее успокоить, в квартире не было. Вскоре она поняла, что самый простой способ окончательно очистить голову от страха и убийств – заставить себя наконец всё записать. Она нашла чистую бумагу и ручки и, жалея, что не взяла с собой записную книжку и блокнот с заметками, принялась за работу.
Время от времени она отрывалась, чтобы выпить воды или съесть фрукт. Когда замерзли ноги, перебралась в кровать, где навалила на себя все одеяла, которые смогла отыскать, и продолжала писать, пока глаза уже не начали закрываться сами.
04.02.2016
Моисей: Раф, на каком мы свете?
Рафаэль: Писсарро в сейфе. Официально уже не во Франции. Я работаю по плану.
Гедеон: Какие-нибудь новости?