Досье Габриэль Витткоп

И точно так же смерть являлась неотъемлемой частью каждого сюжета, к которому обращалась Габризль Витткоп, а часто - и непременной частью названий ее произведений, вмещавших в себя эти «смертельные» сюжеты. Можно вспомнить «Смерть К.» (1975), восхитительную историю о гибели британского педераста в трущобах Бомбея, или «Убийство по-венециански» (2001), уже не восхитительный, а просто-таки волшебный детектив о загадочных смертях четырех жен Аль-визе Ланци, владельца прядильни на Джудекке, рассказанный на позднем инквизиционном бэкграунде; оба этих ее текста тоже принято относить к самым значительным плодам художественного гения Витткоп. Что один, что другой - эдакие калейдоскопы агоний, но ни одна из них - мы можем быть уверены! - не была, что называется, списана с натуры; известно, что, комментируя по просьбе критиков для литературных журналов свой самый знаменитый роман, Витткоп неоднократно говорила, что пробовала в своей сексуальной жизни очень многое, но никогда не спала с мертвыми, в чем ее стали подозревать современники, находившиеся под впечатлением от исключительной выразительности некоторых сцен «Некрофила», и добавляла, что не приходилось ей и видеть картин мучительного покидания света человеком (даже со страдавшим болезнью Паркинсона мужем они договорились в 1981-м году так, что он убьет себя в ее отсутствие), однако и в части описания мучительных отошествий людей в предположительно иные миры Витткоп выставляла себя таким глубоким знатоком вопроса, перед компетентностью которого спасовали бы, наверное, фронтовой санитар с опытом работы на передовой в самой из кровопролитных войн или сиделка в хосписе, выжившая в самых свирепых эпидемиях. Витткоп охотно признавалась в том, что двумя вещами в жизни, страшившими ее сильнее всего, были конечная фаза реализации женщиной репродуктивной функции и агония; она счастливым образом избежала и того, и другого, никого, во-первых, не родив, а во-вторых, предпочтя мукам кончины от рака легких, который был у нее диагностирован после размена девятого возрастного десятка, суицид с высоким уровнем анестезиологической поддержки. Однако если даже мысль о родах ужасала Витткоп совершенно безоговорочно и вызывала у нее рвотные приступы (она даже рассказывала журналистам, что - с незапамятных пор - если ей случалось увидеть ребенка-грудничка, она всякий раз принималась блевать от омерзения), то в случае с агонией ее ужас перед ней отступал перед ее любопытством, потому что таинство агонии ее завораживало, и если у нее не получалась за ней наблюдать, то она принималась про нее домысливать, и делала это так, что воображения ее хватало для того, чтобы вогнать в срам часто ленивую на выдумки природу. Тем более что Витткоп мог страшить умирающий человек, но никак не свежеумерший, а уж о том, с какими обстоятельствами было связано превращение в труп еще не так давно живого тела, любой труп рассказывал Витткоп даже более красноречиво, чем Шерлоку Холмсу вещали о горькой судьбе старшего брата доктора Уотсона унаследованные от него доктором часы. И со временем исследование многообразия того, как может быть обставлен величественный ритуал, представляющий из себя, как выражался некрофил Люсьен, «дохождение до космической правды, чуждой лживому миру живых», стало едва ли не самым любимым для Витткоп способом текстопорождения.