Следует отметить, что заговорщики оказались под мощным «огнем» общественного осуждения. «Большевики, – говорилось в редакционной статье газеты «Живое слово», – скомпрометированы, дискредитированы и уничтожены… Мало того. Они изгнаны из русской жизни, их учение бесповоротно провалилось и оскандалило и себя и своих проповедников перед целым светом и на всю жизнь»{250}
.Однако автор этой статьи явно недооценивал вождя большевиков, который готовился к реваншу. Наивному журналисту и в голову не приходило, что упрямый и самоуверенный Ульянов не только не смирился с поражением, но даже не внял совету самого Ф. Энгельса, который как-то предупредительно заметил, что «всякие заговоры не только бесполезны, но даже вредны»{251}
. Он также не подозревал, что вожак путчистов планирует новый заговор. Заговор, который приведет к неисчислимым человеческим жертвам, бедствиям и страданиям десятков миллионов россиян. Именно об этом заговоре и думал Ленин, находясь вместе с Зиновьевым в окрестностях Сестрорецка[53]. Здесь большевистский вождь приступает к разработке нового плана захвата власти, работает над «развитием» учения марксизма о государстве, пытаясь обосновать необходимость и неизбежность гражданской войны в так называемый «переходный период от капитализма к коммунизму» и старается доказать, что «этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а следовательно, и государство этого периода неизбежно должно быть государствомНо это были, по словам Бердяева, всего лишь бредовые «теории» «примитивного материалиста»{254}
, потерпевшего жалкое фиаско в попытке государственного переворота.О трагических событиях лета 1917 года написаны сотни научных работ. Но в связи с тем, что в советской историографии события 3– 4 июля освещены тенденциозно и, более того, фальсифицированы[54]
, необходимо внести ясность и в этот вопрос. Например, в «Истории СССР» (эпоха социализма) утверждается, что «демонстрация носила мирный характер, Временное правительство и руководители меньшевистско-эсеровского ВЦИК учинили над ее участниками кровавую расправу. Улицы Петрограда были обильно политы кровью рабочих и солдат. Насчитывалось до 400 убитых и раненых. Выступление 3—4 июля явилось последней попыткой революционного народа мирным путем (?) добиться решения вопроса о власти»{255}. Между тем многочисленные показания очевидцев тех событий свидетельствуют, что вооруженные «манифестанты» вели себя на улицах Петрограда как бандиты, они первыми открыли огонь из винтовок и пулеметов по правительственным войскам, в результате чего началась перестрелка. Позднее, пытаясь оправдать действия участников мятежа, Ленин напишет в статье «Ответ»: «Если число убитых приблизительно одинаково с обеих сторон, то это указывает на то, что стрелять начали именно контрреволюционеры против манифестантов, а манифестанты только отвечали. Иначе равенства числа убитых получиться не могло»{256}. Но даже несведущему ясно: если бы правительственные войска действительно внезапно начали стрелять в многотысячную толпу, то количество убитых «манифестантов» во много крат было бы больше. То, что события 3—4 июля являлись неудачным и плохо подготовленным мятежом, подтверждается и высказываниями высших руководителей Военной организации ЦК партии большевиков. Так, Н. И. Невский в своих воспоминаниях отмечает, что 4 июля руководители Военной организации ждали от ЦК сигнала, «чтобы довести дело до конца»{257}. И несомненно, этим делом являлось инспирированное большевиками контрреволюционное выступление. Еще более откровенно сказал по этому поводу Луначарский. По его словам, «Ленин в ночь на 4 июля имел определенный план государственного переворота»{258}.Как уже говорилось, обвинение Ленина в измене и шпионаже появилось в печати вскоре после его проезда в Россию через территорию Германии. Этот факт был настолько подозрителен, что Временное правительство дало указание провести расследование о возможности существования тайной связи большевистских лидеров с германскими разведорганами. В печати открыто высказывались предположения о том, что «Правда» работает на немецкую оборону. Однако это были лишь слухи, основанные на косвенных фактах, предположениях и догадках. Прямых улик против большевиков еще не было.