Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980

«Часов в девять вечера Тарковский вышел позвонить. Вернувшись, спросил: «Вы не возражаете, если приедут Хуциев и Шпаликов? Они только что закончили картину». Конечно, мы не возражали, и где-то через час приехали Марлен Хуциев и Геннадий Шпаликов, с которым я встретился впервые. Мы пили за только что законченный их фильм «Застава Ильича», о котором Андрей сказал: «Эта картина сильнее нашего фильма». И вдруг Шпаликов, обращаясь ко мне и Андрею, говорит: «Ребята, закажите мне макароны!» Я, не заметив хитрой ухмылки Андрея (который хорошо знал способности Шпаликова разыгрывать присутствующих), воскликнул: «Гена, ты что!» Но тот настоятельно просил. В это время в кабинет, где мы сидели, зашел официант. Я попросил его принести макароны. Официант почти испуганно произнес: «У нас нет макарон. Не бывает». «Как это, ресторан высшего разряда, и нельзя заказать простые макароны?» — спросил я. Официант, волнуясь, стал сбивчиво отвечать: «Но вы первые, кто попросил макароны, у нас никто никогда макароны не заказывал…» Тогда я вышел к метрдотелю, дал ему «за культурное обслуживание», не помню, по-моему, рублей 25 и сказал: «Здесь за углом в магазине прекрасный бакалейный отдел, там наверняка есть макароны. Пошлите кого-нибудь, пусть купят и сварят…» Минут через 30 нам приносят макароны… А наш кабинет, где мы сидели, имел вентиляционные прорези, забранные бронзовыми решетками из вертикальных планок. И как только официант, подавший блюдо из макарон, вышел из кабинета, Шпаликов встал и сосредоточенно стал заталкивать макароны между прутиками решеток. Я ничего не понимал. Мое лицо выражало недоумение, а выражение лица Р. Н. Юренева (очень серьезного, интеллигентного человека) описать невозможно. «Что вы делаете?» — обратился я к Шпаликову. Андрей смеялся.

Шпаликов, продолжая заправлять макароны между прутиками, невозмутимо ответил: «Знаете, техника зачастую отказывает (намекая на подслушивающее устройство), и туда сажают живых сотрудников, а о них тоже надо думать!»

Такие шутки с всемогущим КГБ практиковал в те годы Геннадий.

Между тем, видимо, наученный горьким опытом работы над фильмом «Застава Ильича», Шпаликов в 1962 году написал сценарий лирической комедии. Ставить картину взялся режиссер Георгий Данелия. Так, в 1964 году на экраны страны вышел один из лучших фильмов отечественного кинематографа «Я шагаю по Москве». Песня с одноименным названием, звучавшая в нем, тоже принадлежала перу Шпаликова.

В последующем им было написано еще несколько сценариев, которые легли в основу фильмов: «Я родом из детства» (1966), «Ты и я» (1972), «Пой песню, поэт» (1973). Кроме этого, в 1967 году вышла единственная режиссерская работа Шпаликова — фильм «Долгая счастливая жизнь». В ряде картин звучали и песни, написанные сценаристом. Одним словом, по мнению многих, Шпаликов был в те годы одним из самых многообещающих и талантливых молодых кинематографистов. Ему прочили прекрасное будущее, а он взял и покончил с собой.

На вопрос «почему?» каждый из знавших Шпаликова отвечает по-разному. Одни говорят о том, что его погубил диктат чиновников от кино, борьба которых со свободомыслием в начале 70-х приобрела просто маниакальные формы. Другие упирают на разгульные нравы богемной тусовки, на то, что не хватило характера, чтобы сопротивляться ее порокам. Наверное, в каждом из этих утверждений есть своя доля правды. Когда в конце 60-х П. Леонидов случайно встретил Шпаликова возле Третьяковской галереи, он услышал от него такой монолог: «Вот я — алкоголик профессиональный, Витя Некрасов тоже, есть еще люди, а остальные писатели профессиональные, а главный среди них — Евтуженька. В СССР нет выбора вне выбора. Или ты пьешь, или ты подличаешь, или тебя не печатают. Четвертого не дано».

В начале 60-х у Шпаликова была прекрасная семья: жена — талантливая молодая актриса Инна Гулая (это она сыграла Наташу в фильме «Когда деревья были большими»), ребенок. Однако к началу следующего десятилетия он все это потерял. Дома он не жил, скитался по друзьям. Говорят, с похмелья любил читать расклеенные по стендам газеты. Причем читал все подряд, от корки до корки. Видимо, это чтение отвлекало его от мрачных мыслей, а может быть, и вдохновляло. Ведь он продолжал писать стихи, сценарии. Писал их где попадется, чаще всего на почте, где всегда в избытке были и чернила, и перья и бумага — телеграфные бланки. Друзья первое время помогали ему как могли, затем постепенно помогать перестали. Ссуживать его «трешками» на опохмелку желающих становилось все меньше.