Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят

И все же по большому счету Фурцева была типичным советским министром с привычным набором присущих ему качеств. Для такого министра все, что выходило за рамки его понимания, за рамки существовавшего в те годы в искусстве социалистического реализма, считалось вредным и чуждым. Вот почему тот же Юрий Любимов, который в своем театре ставил вещи неординарные, смелые, Фурцевой был чужд, а какой-нибудь Пупкин, в сотый раз поставивший пьесу о Ленине, близок и понятен. То же самое и в эстраде. Многих советских исполнителей, поющих твисты и рок-н-роллы, Фурцева на дух не переваривала, но Зыкину буквально боготворила. Ведь Фурцева родилась в провинции, и народное творчество ей было очень близко. Поэтому она делала все от нее зависящее, чтобы такие исполнители, как Зыкина, шли в авангарде тогдашнего эстрадного истеблишмента.

В 60-е годы Зыкина очень много гастролировала не только на родине, но и за рубежом. Причем если десятилетие назад ее поездки ограничивались всего лишь странами так называемого социалистического лагеря, то теперь для нее стали возможны и поездки в страны «загнивающего капитализма». Одной из первых в списке этих стран была Франция.

В Париж Зыкина попала не одна, а в составе мюзик-холла, который существовал при Москонцерте. На одном из его выступлений как-то побывал знаменитый в Европе импресарио, хозяин парижской «Олимпии» Бруно Кокатрикс, который и задумал познакомить французскую публику с этим коллектиг, ом. «Русские сезоны» в Париже, которые сначала связывались с именем Дягилева, Павловой, Нижинского, затем сменились ансамблем Моисеева и «Березкой». Кокатрикс решил нарушить эту традицию и первым из западных импресарио пригласил на сцену «Олимпии», где до этого пели Эдит Пиаф, Шарль Лзнавур, Шейла Боссе, Шарль Трене и другие звезды, советский мюзик-холл. С его стороны это было весьма рискованно. Ведь в те годы на Западе бытовало мнение, что русские преуспели в космосе и спорте, но отнюдь не в эстрадном искусстве, поэтому особого интереса такие концерты не вызовут. Однако получилось наоборот: французов разобрало такое любопытство, что они заранее скупили билеты на все предстоящие концерты советских артистов (правда, потом ходили слухи, что ажиотаж поддерживался в основном за счет пропагандистской кампании, устроенной компартией Франции). Между тем местные газеты откровенно иронизировали над нашими артистами, слко называя приехавшую труппу «мужик-холлом».

Из воспоминаний Л. Зыкиной: «Когда приехали в знаменитый зал, расположенный на Больших бульварах недалеко от Гранд-Опера, я была несколько разочарована: снаружи «Олимпия» выглядела обшарпанной, а внутри напоминала гигантский сарай. Сказала об этом Кокатриксу.

— Ну знаете, сударыня, — ответил он мне, — вы очень придирчивы. Подумайте сами, зачем мне тратить деньги на обивку кресел? Украшают не они — люди. Когда увидите до отказа заполненный зал, вы поймете, что о лучшем окружении мечтать нельзя. «Олимпия» только тогда, как вы говорите, напоминает сарай, когда она пуста. С публикой же получается естественная драпировка. А какая превосходная акустика, сцена!

В последнем Бруно оказался прав — и сцена оборудована новейшими средствами звукои светотехники, и акустика дейс гвительно великолепна.

Технический персонал встретил нас настороженно, ритм репетиций был чрезвычайно напряженный. Каждый номер выверялся едва ли не по хронометру…

Первые наши концерты… Кто бы мог подумать, что с самого начала будут бисировать многие номера программы. Аплодисменты, скандирования, корзины цветов. Признаться, не ожидали такого приема. По-настоящему поверили в успех, когда за кулисы пришел всемирно известный мим Марсель Марсо. Под впечатлением увиденного он написал статью о советском мюзик-холле: «Это посланцы России — страны высокой культуры, высокого интеллекта, страны настоящего и будущего…»

Эта поездка проходила под патронажем компартии Франции, которую в те годы возглавлял Морис Торез. В один из дней в советском посольстве состоялась встреча генсека с советскими артистами, во время которой тот заявил: «Ваше выступление здесь — это прекрасная работа, это настоящая партийная пропаганда!» Да, без идеологии в те годы нельзя было и шагу ступить, тем более за границей. Либо ты поддерживаешь господствующую идеологию, причем не пассивно, а самым активным образом — выступаешь с правильными речами на собраниях, включаешь в свой репертуар прославляющие режим песни и т. д., — либо не видать тебе ни званий, ни наград, ни зарубежных гастролей. Большинство людей из мира искусства умели приспособиться к таким условиям и весьма неплохо существовали в те годы. Среди них была и Зыкина. Однако в отличие от многих коллег, которые просто играли в навязанную им игру — то есть, прославляя режим, в глубине души горячо ненавидели его, — Зыкина была искренней и по-иному жить не умела. А жизнь ее баловала. Она носила звание заслуженной артистки, жила в престижном доме на Котельнической набережной, регулярно ездила за границу, имела хороший автомобиль — «Волгу».