Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Наши любимые фильмы

В сцене встречи Штирлица с женой оправдание еще одной ситуации. Я Габи (актриса С. Светличная) посадила за тот стол, где сидела жена… Он с ней и переспал бы, может, сто раз, но вот… она сидит на том месте, где сидела его жена. Я больше всего боялась замечаний по этому поводу: Штирлиц обязан был иметь женщину, ибо, если б ее не было, это привлекло бы внимание. Что он — гомосексуалист или что еще? Стали бы копать и докопали бы до чего-нибудь… Но разведчики это поняли, сказали: "Мы благодарны вам за то, что вы так приподняли и так вдохновенно рассказали об этой, в общем-то, жуткой жизни, которой приходится нам жить". В этой сцене должен был быть еще и ребенок… Потом я отказалась от мысли снимать ребенка. Если иметь в виду правду, отец, не отрываясь, смотрел бы только на него. И я бы потеряла многое…

Что касается актрисы, которая сыграла жену Штирлица, то она была подобрана так. Я все время говорила — мне такую надо, чтобы русское лицо было, ясное и простое. И вот привезли. Это была актриса Шашкова из Театра имени Вахтангова…"

Отмечу, что сцена встречи Штирлица с женой длится 8 минут, которые уместились на 250 метрах пленки. Киношное начальство, увидев ее, потребовало сократить сцену до 20 метров, считая затянутой, так как зритель не выдержит такого долгого эпизода. Однако Лиознова грудью встала на его защиту и сумела отстоять. Теперь понятно, что она была права — эта сцена одна из лучших в фильме.

А вот другой эпизод, который придумала Лиознова (когда Штирлиц отмечает у себя дома день 23 февраля), оказался фальшивым и затянутым. Таривердиев советовал режиссеру убрать его из картины, но та не согласилась.

СЪЕМКИ

Съемки фильма длились более двух лет: с середины 1970 по 1972 год. Натуру снимали в самых разных местах. Часть в Берлине, но большинство эпизодов пришлось снимать в СССР. Дело в том, что телевидение пожалело денег на зарубежные командировки, поэтому приходилось изворачиваться. Как? Цветочную улицу в Берне снимали в Риге, переход пастора Шлага из Германии в Швейцарию — на Кавказе. Эпизод, когда Штирлиц убивает провокатора Клауса (Л. Дуров), снимали в подмосковном лесу, так как накануне Дуров не прошел выездную комиссию (его зачислили в разряд "неблагонадежных").

График работы был напряженный: иногда по полторы смены — 12 часов. Оператор Петр Катаев снимал одной камерой. Ее накрывали телогрейкой, чтобы она не тарахтела, потому что озвучания потом не было. Но даже несмотря на такое техническое убожество съемок, качество фильма от этого совершенно не пострадало.

Во время съемок произошел печальный инцидент — умер актер Лаврентий Масоха (20 июня 1971 года). Рассказывает Л. Броневой: "В фильме Масоха играл моего адъютанта Штольца. Должен был войти в кабинет и сказать: "Группенфюрер, штандартенфюрер Штирлиц прибыл". И вот Лиознова говорит: "Мотор, начали". А он: "Группенфюрер, штардартер…" Лиознова: "Стоп. Еще раз. Собрались. Начали. Мотор". А он опять то же самое и так несколько раз. Лиознова рассердилась: "Безобразие, сколько можно пленки тратить? Вы же опытный артист. Перерыв". Мы с ним пошли попить чайку. Я его успокаивал. Очень трудно русскому человеку такое выговорить. Это предложение даже годится на роль скороговорки для театральной студии. После перерыва он начал: "Группенфюрер, штандартенфюрер Штрирлиц…" Лиознова, режиссер очень требовательный, закричала: "Все, конец смене. Хватит".

А через несколько дней этот артист умер. Вот как он переживал. Пошел в ресторан ВТО. Взял грамм 50 водки и так за столом и отдал Богу душу…"

Одним из самых драматичных эпизодов в фильме был тот, когда эсэсовцы допрашивают радистку Кэт и мучают ее ребенка. Мучителей сыграли Константин Желдин и Ольга Сошникова. А вот в роли ребенка выступил не один актер, а сразу несколько — около двух десятков. В съемках были использованы новорожденные детишки из ближайшего детского дома. Они постоянно менялись, так как выдержать полный съемочный день им было просто не под силу. Снимать их можно было не больше двух часов в день с интервалами не менее пятнадцати минут для пеленания и кормления.

Зритель наверняка помнит, что эсэсовцы издевались над ребенком, положив его возле раскрытого окна. Однако на самом деле съемка происходила в студии и даже малейшего сквозняка в ней не было. Более того — там было так жарко от софитов, что дети наотрез отказывались плакать, а сладко потягивались и улыбались в камеру. В конце концов звукооператору пришлось поехать в роддом и там записывать плач на пленку. Эта запись и вошла затем в фильм.