Читаем Досье поэта-рецидивиста полностью

Так и соседствовали пик Чёртов палец и святой источник целителя Пантелеймона бок о бок сотни лет, никогда не нарушая владения друг друга. Смерть шла рядом с жизнью, добро со злом уравновешивали друг друга, являя миру картины рая и ада, небес и подземного царства, Бога и Чёрта на земле. Со временем люди заселили эти места и основали село, раскинувшееся между пиком и провалом, между злом и добром, между бытием и забвением.

Село росло, крепло. Крепла и вера народа в будущее, в лучшее, в доброту, в Бога. Источник притягивал к себе всё больше людей, черпающих из него не воду — веру. От «чертовщины» пика осталось одно лишь название. И когда казалось, что сила Чёртова пальца окончательна иссякла, побеждена, он показал её, на семьдесят лет предав целебный источник и веру людскую забвению, подменил её ложью пророков, воинствующим безверием, взорванными церквями, замученными в ГУЛАГе священниками.

Коммунисты насаждали новую веру, и им не нужны были конкуренты — они захотели взорвать церковь в селе, уничтожив тем самым немногое, что было чистого и светлого в душах людей. Решили разрушить, а уж потом начать думать, что им делать дальше. Не создали своё, нечто более великое, красивое и проникновенное, уничтожили всё остальное, топором укоротили голову тем, кто был выше остальных, взорвали и разграбили лучшее, продали дорогое, уничтожили не бедность — богатство, бедность так и не изжив.

На пологом берегу реки стояла церковь. Небольшая, невзрачная, с годами она преобразилась, впитав в себя истинную веру первых поселенцев земли сибирской. В церковь приезжали креститься целебной водой из источника, молились за здравие и упокой, обретали духовные силы жить и любить. В воскресенье её должны были взорвать. В воскресенье Христово нелюди решили уничтожить дом Бога на земле, разорвать пуповину, связывающую их со Всевышним.

С вечера были приготовлены взрывчатка, кабель и электрический детонатор. Найден был и человек из местной бедноты — запойный пьяница и побирушка, с радостью вызвавшийся уничтожить мир, которого он не создавал, в который не вложил ни грамма своего пота и крови. С вечера он добро принял и поутру не сразу осознал случившееся чудо. А когда понял, что церковь за ночь ушла на три метра в землю от людей, желающих её уничтожить, оставив сверху только купола, он осатанел.

С ненавистью закладывал он в проёмы, в окна и купола один заряд за другим, обматывал проводами и с яростью жал, жал на кнопку взрывателя. Церковь не поддавалась. Снова взрывчатка, взрывчатка, провода, провода, и снова чей-то чёртов палец жал на электрический взрыватель. Всё было тщетно — верх церкви разлетелся по округе, но фундамент и стены уцелели, всё глубже уходя от чёрта в мягкую степную, пойменную почву. Церковь, подставляя вторую щеку, приводила убийц в бешенство своим нежеланием пасть перед ними.

Тогда они схватили топоры, молотки и стали наносить удары по её телу. Молотили что есть сил, но кладка, как и вера, ещё была крепка. Раствор, замешанный на яичном белке, не отпускал ни кирпича из своих оков, а кирпичи не рассыпались под ударами красных антихристов. Вся деревня стояла на коленях, смотря на убийство и поругание их небольшой, построенной всем миром церкви. Все от мала до велика молчали. Лишь слёзы, ударяясь о землю, вторили взрывам и ударам молота.

Её так и не смогли разрушить, не смогли разорвать в клочья веру людскую. И стоят они до сих пор — церковь и вера, вколоченные по пояс в землю, но гордые и не сломленные, полуразрушенные, но живые, хрупкие, ранимые, но вечные. Есть и Чертов палец, но уже только пик.

И с Богом нация — толпа

И с Богом нация — толпа,Объединяющая серость,Топтающая в грязь Творца,Идущего сквозь современность,Не преклонив колени, чтоОтринул идеалы века,Один лишь идеал признал —Не Бога, но сверхчеловека.

Знание — сила

Настоящий труженик хочет узнать, как сделать работу по возможности качественнее, затратив на это как можно меньше времени и сил. Русский рабочий хочет знать, как поменьше работать да побольше получать. В идеале хочет знать способ не работать вообще, а получать как министр.

Алкаш хочет знать, как, всю жизнь выпивая, не заработать цирроз печени и делириум тременс, курильщик — как не докуриться до рака лёгких, наркоман — как всю жизнь находиться под кайфом и чтобы от этого было по кайфу всем.

Настоящий учитель хочет узнать, как сделать так, чтобы ученик понимал его с полуслова, учился сам, превзошёл бы учителя и был бы ему за это всю жизнь благодарен.

Художник хочет знать, где ему рисовать глаз — в глазнице или на лбу, какого размера должен быть чёрный квадрат и какого цвета должен быть конь.

Настоящий врач хочет знать, как прожить вечно и как запродать подороже это знание людям.

Настоящий поп хочет узнать, скольких людей он привёл в рай и как ему за это воздастся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза
Движение литературы. Том I
Движение литературы. Том I

В двухтомнике представлен литературно-критический анализ движения отечественной поэзии и прозы последних четырех десятилетий в постоянном сопоставлении и соотнесении с тенденциями и с классическими именами XIX – первой половины XX в., в числе которых для автора оказались определяющими или особо значимыми Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Вл. Соловьев, Случевский, Блок, Платонов и Заболоцкий, – мысли о тех или иных гранях их творчества вылились в самостоятельные изыскания.Среди литераторов-современников в кругозоре автора центральное положение занимают прозаики Андрей Битов и Владимир Макании, поэты Александр Кушнер и Олег Чухонцев.В посвященных современности главах обобщающего характера немало места уделено жесткой литературной полемике.Последние два раздела второго тома отражают устойчивый интерес автора к воплощению социально-идеологических тем в специфических литературных жанрах (раздел «Идеологический роман»), а также к современному состоянию филологической науки и стиховедения (раздел «Филология и филологи»).

Ирина Бенционовна Роднянская

Критика / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия