Досье поэта-рецидивиста

Валера жил хорошо по деревенским меркам. Просторный дом, полный ребятишек, красавица жена, корова, свиньи, куры, гуси, недорогой, но почти новый автомобиль, на котором по выходным вся семья ездила за обновками. Многие в деревне ему завидовали, многие уважали за добрый нрав, тягу к труду и отсутствие страсти к спиртному. Жизнь его, да и всей деревни, текла, как ручей, ускоряясь по весне и осенью, успокаиваясь к лету и замирая в зимнюю стужу.

Были у Валеры две странности — он никому не одалживал денег, но так поступали многие в деревне. У большинства просто нечего было давать, другие не давали в долг, чтобы не потерять вместе с невозвращенными деньгами и немногочисленных друзей. А вторая его странность: по вечерам и зимой, и летом на дороге напротив своего дома, никому ничего не говоря и не объясняя, он выкладывал охапку колотых дров. Зачем это делал, никто не знал — никому он старался о своей причуде не рассказывать и, если спрашивали, только отшучивался.

Каждый вечер производил один и тот же ритуал: выходил во двор, умывался колодезной водой, набирал увесистую охапку рубленных днем поленьев, нёс за ограду, аккуратно оставлял под кустом смородины да спокойно ложился спать. Поутру он, как обычно, шел кормить скот и убирать сараи, носил воды на день в хату и баню, колол полкузова дров и к обеду привычно подмечал, что под кустом перед домом уж охапки и нет. Кто её забирал, он не смотрел и никогда не пытался узнать, карауля в ограде.

Зачем он это делал? Трудно сказать. Жена несколько раз спрашивала.

— Надо людям помогать, — отвечал Валера. — Меня от охапки не убудет, а человеку помощь. Господь дал мне силу, значит, я обязан с кем-то ею поделиться. Вот так.

— Чудак человек! — говорили ему соседи, крутя у виска. — Зачем тебе это надо? Мир хочешь изменить?

— А что тут плохого? Мир подправить не мешало бы чутка, — шутя, отвечал Валера и не обращал внимания на досужие разговоры, на насмешки и советы окружающих, лишь дальше продолжал рубить берёзовые чурки, а они, раскалываясь, отвечали ему то приятным хлёстким раскатистым щелчком, то треском не до конца поддавшейся древесины.

Никогда у Валеры не было собаки. Не на кого ей было лаять, да и не любил он шума — всё делал размеренно и спокойно. И забор оставался ещё советский — метр от земли и весь в решето. Меж тем соседи повыстраивали двухметровые кто кирпичные, кто железные, заводили по несколько собак, чтобы уберечься от воров, покупали ружья и вешали там и тут огромные амбарные замки, по утрам звеня ключами, то запирая, то отпирая двери и засовы.

— Валер, почему ты себе забор ладный не сделаешь? — спрашивали его. — Да и собака не помешала бы от воров.

— А у меня не воруют. Зачем мне всё это? — отвечал он и со свистом вновь и вновь опускал тяжёлый колун на ровный берёзовый срез. А вечером в тишине, в одиночестве, стараясь, чтобы его никто не видел, вновь нёс под смородиновый куст охапочку, которая к утру бесследно растворялась в деревенской тиши, даруя взамен покой, умиротворение, веру в себя и людей.

Как приходит любовь

Меня все любят, обожают.
Я свет, лампада, я — кумир.
Я вожделен, я почитаем,
И жизнь моя — ориентир.
Я на коне, я в люди вышел,
В печать, в века, в народ и клир.
И не скрывают восхищенья,
Кто хаял, обливал, чернил.
От пионера до генсека
Мне каждый что-нибудь принёс:
Юнец мне лобик чмокнул тихо,
Генсек — отеческий засос.
И музыка играет в доме,
Не устаёт идти народ,
Цветы несёт, венки и водку
Без устали с ухмылкой пьёт.

Рубщик-2

Весна и осень — странные, переменчивые, очень нестабильные времена года. В эту пору птицы совершают свои многодневные перелеты, деревья радикальным образом меняют внешний, да, наверное, и внутренний облик, ось земная, круто отворачиваясь от солнца, будто налетает на невидимую небесную ось, а у людей обостряются хронические заболевания, в особенности психические.

Знали его все не иначе как Вася. Ни фамилию свою, ни отчество он старался не афишировать, потому что были они не слишком печатны. Полное ФИО этого скромного парня звучало смешно — Василий Венедиктович Писебреев. Обычный компьютерщик. Ходил по горам и долам да чинил занемогшие эвээмы. Брал недорого, а выполнял работу быстро и качественно, поэтому клиентов у Василия было хоть отбавляй, но от новых он всё же никогда не отказывался.

Телефон привычно прожужжал патриотичную мелодию гимна СССР, и Василий нажал на пошарпанном «Алкателе» протёртую до дыры кнопку.

— Алё, алё…

— Привет, Василий, — донеслось с противоположного берега.

— А, привет, привет, — ответил без налёта удивления Вася, хотя и не узнал звонящего по голосу.

— Это я, Олег, — пробурчал динамик.