Досье поэта-рецидивиста

Тренер сразу же распознал в Вите недюжинный талант. Правда, не хоккеиста, а тихого, педантичного заводчика морских свиней, и, не раздумывая, определил подопечного в зону защиты – в арьергард, так сказать, в последний редут. По замыслу тренера Витя должен был останавливать нападающих команды-соперницы, но он о своей миссии и великолепной тренерской находке постоянно забывал, в связи с чем получил свою первую кличку на льду – «Витя-дыра».

Обычно на тренировках Витя отстаивал в защите свои законные, проплаченные отцом сорок минут, с интересом наблюдая, как коллеги азартно таскают чёрный каучуковый диск, и, ни разу не ударив по шайбе, уходил на перерыв, а через несколько лет и на перекур. Частенько Виктор уплетал рядом с вратарём шаурму или сосиску в тесте, иногда сдабривая лёд горчичным соусом или кетчупом.

Витя был редкостный хоккеист – классический надёжный центровой защитник. К нападению никогда не подключался, применял арсенал подсечек и футбольных подкатов, со временем стал активно работать кулаками, а не клюшкой, за что и получил второе, уже более пафосное прозвище – «Витя – пунцовый кулак».

Однажды хоккейный Бог сыграл с Витей злую, а скорее довольно забавную шутку.

В тот день Виктор, от звонка до звонка отсидев пять уроков в школе, пошёл на тренировку – товарищеский матч. Любящая маман вручила сынульке в дорогу несколько свежеиспечённых котлеток. Сын кушать не хотел, но, чтобы никого не расстраивать, положил круглые, почерневшие в адском пламени, похожие на шайбу куски фарша в карман спортивных штанов, поверх нацепил хоккейную амуницию и полетел в ледовую халупу, где его с радостью терпели за двойную таксу.

Витя чуть не опоздал к началу товарищеского матча и шнуровал коньки уже на скамейке запасных под оглушительный рокот трибунных динамиков. В колонках надрывались Queen, напоминая пустым трибунам, что они до сих пор «the champions, my friend».

В свою смену Витя выскочил на лёд и направился к обороняемым им воротам, как вдруг попал в круговерть атаки соперника. Витя очень быстро включился в игру и раскидал пару атакующих верзил. В момент разборки с центральным форвардом соперника хоккейная амуниция Виктора дала трещину и… обед посыпался на лёд, вызвав лёгкое замешательство клюшечных гуру.

В суматохе азартной борьбы все игроки начали молотить по внезапно появившимся «шайбам», не разбираясь в их сущности и происхождении, надеясь хоть одну да закатить в ворота, пока не пришел в себя судья.

Одну «шайбу» влепили в борт, и она расползлась по нему, напоминая сосок негритянки. Другой мясной болид принял на грудь судья-информатор, ощутивший себя сверхчеловеком, способным обратить жёсткий каучук в желе.

Больше всех не повезло вратарю.

Суровый нападающий выкатился один на один с голкипером, ловким движением переложил «шайбу» на удобную руку и пушечным выстрелом замахнул котлету в створ ворот. Удар пришёлся во вратарскую сетку, защищающую лицо. И нападающий, и вратарь были на сто процентов уверены, что имеют дело с настоящей жёсткой резиновой шайбой, и поэтому оба испытали шок, когда котлета-шайба прошла сквозь стальные прутья маски, как вода сквозь песок, и размазалась по лицу. Вратарю понадобилась помощь врача и психолога. Ощущение, что шайба пробила защитную маску, было для него очень реальным. Вратарь явно был в ужасе и запомнил этот ошеломляющий, всепроникающий котлетный буллит на всю жизнь.

Мысли из никуда

Тёртый кулич.

И Крым, и Рым.

Искал себя, а нашёл другого.

Гей – это мужчина с женскими глазами.

Жизнь постоянно напоминает нам, где мы до сих пор находимся.

Ушла брить ногТи.

Берёза испугалась, когда у нас закончились дрова.

Бедные Хрюша и Степашка

Мама при рождении преподнесла ему красивое греческое имя Алексей (что в переводе означает «защитник»), а любя называла Лёша или Лёшик. Больше в жизни она ему ничего дать не смогла, так как была, как и почти все в нашей коммунистической страна в те времена, пролетарием и, как исстари было принято у людей этого типа, ничем не обладала и обладать принципиально не желала. Христианское вероучение, спешу заметить, такую жизненную позицию ничуть не осуждает.

Наверное, она хотела, чтобы сын вырос для неё опорой, заботился о ней и охранял её от жизненных невзгод и неурядиц. Но сын излишне прямолинейно воспринял материнский порыв и стал охранником, притом не слишком профессиональным. На службе злоупотреблял спиртным, причём с людьми малознакомыми и потому по определению ненадёжными (видимо, памятуя, что лучшая оборона – это нападение, решал каждый раз сблизиться с группой риска и отвести, таким образом, от себя и охраняемого заведения угрозу), за что пару раз был изгнан из приличных организаций и, спускаясь в подвал по карьерной лестнице, наконец снизошёл до секьюрити аптечного пункта в доме быта, который был построен сразу после войны с фашистами и с тех пор о его существовании помнили лишь люди, возводившие этот железобетонный дзот.