Досье Сарагоса

«В начале марта 1945 года два моих бывших сотрудника, которые были переве-дены на службу в Гестапо после поглощения Абвера, пришли ко мне за советом. Один из них занимал пост комиссара в Мюнстере, другой, который всегда со-ставлял с ним одну команду, был его помощником. Мюллер только что вызывал их к себе. В свой кабинет, где на столе лежали открытые досье на них. Без-упречные служебные характеристики: лояльность, компетентность… «Вы даже смогли жить во враждебной среде, и не были разоблачены», сказал им Мюллер. Мне впоследствии понадобятся как раз такие люди, как вы. Я надеюсь, что смо-гу положиться на вас в подобных операциях, когда мы проиграем войну…»

Он протянул им два паспорта на новые фамилии. Если бы они согласились от-ныне незаметно исчезнуть, чтобы играть свою новую роль, он вручил бы каж-дому по одному из толстых конвертов, которые лежали на столе. Внутри них были солидные суммы денег в иностранной валюте. Чтобы несколько месяцев прожить без проблем. Их будущие профессии основывались на их биографиях до того, как они были приняты в Абвер. Оставалось договориться о месте, где они ожидали бы продолжения событий. Мюллер в этот момент, казалось, не со-мневался в их согласии.

Комиссар из Мюнстера дипломатично выразил ему свое удивление: если война будет проиграна, то, как очень хорошо знал сам Мюллер, он, так же как и Бор-ман, окажется во главе списка военных преступников. Следовательно, его будут разыскивать… Мюллер возразил ему, с высокомерной улыбкой, которую он де-монстрировал, когда рассчитывал справиться с ситуацией: «Не бойтесь. Важные силы, которых вы себе даже не представляете, защищают меня и будут меня защищать, что бы ни случилось…»

Разумеется, сказал мне Вагнер, я не мог поверить в провокацию с их стороны. Я знал их уже долгие годы. Я не мог, в этом марте 1945 года, когда советские войска уже начали окружать окрестности Берлина, посоветовать им отвергнуть предложение Мюллера. Дело зашло уже слишком далеко, чтобы он не отдал бы приказ ликвидировать их в случае отказа. Вокруг него были его подручные, и он не поколебался бы. По ходу событий, они увидели бы как можно избавиться от его господства, так как, даже если Мюллер и был защищен, но он не мог быть хозяином ни обстоятельств, ни своей собственной жизни.

Что касается меня, продолжил Вагнер, проведя мимоходом рукой по своей ве-ликолепной белой шевелюре, я был после этой беседы тем более убежден, что у Канариса, Вихмана и меня были все причины предполагать, что Мюллер пе-решел на советскую сторону…»

Это главное свидетельство совпадало с моим внутренним убеждением. Остава-лось копаться в жизни Мюллера, если только откроются немецкие архивы, а также американские, английские, французские архивы и, возможно, архивы СССР. В 1947 году об этом не могло быть и речи, как, собственно, и в начале 1970-х годов, когда Вагнер доверил мне свои воспоминания. Он сделал это тем более охотно, что был разочарован западной политикой по отношению к СССР; и еще больше тем, как Райнхард Гелен руководил БНД. Вопреки советам, Гелен набрал в БНД бывших высокопоставленных эсесовцев из СД, о которых Вагнер думал, что их стоило бы повесить.

Но Гелен считал, что его друзья возражали ему по личным причинам, и не про-щали нацистов за то, что они разрушили и их страну, и ту элитную часть, кото-рой был Абвер.

Вагнер подтвердил некоторые из моих анализов, появившиеся в парижской пе-чати. Например, по поводу позиции Берии на следующий день после смерти Сталина.

Каким бы ни был этот человек в своей частной жизни, Запад мог бы поставить на него, прежде чем начало рабочих восстаний в Восточном Берлине и в не-скольких других городах ГДР не стали поводом, чтобы арестовать, а затем каз-нить его.

Берия был готов пожертвовать Восточной Германией и изменить отношения между Востоком и Западом, в обмен на гарантию того, что СССР оставили бы в покое. Он мечтал быть преобразователем, не коммунизма, а коммунистических методов ведения хозяйства. Но Запад уже сделал ставку на Никиту Хрущева, того, кто получил явную выгоду от падения Берии.

«Эйзенхауэр и американские либералы, говорил мне Вагнер, напрасно думают, что Хрущев — это хитрый крестьянин, с которым они могут спорить, и которым они будут более или менее легко манипулировать. Они ничего не поняли в со-ветской системе, и из-за того, что они не могут повернуть против Москвы ее ме-тоды подрывной деятельности и дезинформации, марксисты в длительной пер-спективе выиграют войну, и им не потребуется для этого ни единого выстрела.

Советско-марксистский международный аппарат — это наводнение, а с наводне-нием нельзя бороться ядерным оружием или настойчиво демонстрируя ему свою добрую волю. Вода просачивается под стенами или огибает их, или же они мед-ленно гниют. Что осталось — только комедия. Именно через тех, кто воображает, что сможет направить марксистское наводнение в нужное русло, оно-то и про-сочится…»