Досье внеземных цивилизаций

Рабочая неделя сократилась до двадцати часов, да и то рабочим было нечего делать. Работали заводы, на которые годами не заглядывал ни один человек. Дело людей состояло лишь в том, чтобы устранять случайные неполадки, принимать решения и основывать новые предприятия. Всем остальным занимались роботы».

Продолжается описание этой цивилизации — вероятно, достигшей наивысшего уровня развития. Появилось множество свободного времени, но это не ставит сложных проблем — воспитание их в основном решило. Большинство людей имеет много жилищ и соответственно времени года выбирает наиболее благоприятный климат. Не стало войск, что сразу вдвое увеличило полезное богатство земного шара. Исчезли профессиональные спортсмены: вместо них появилось множество любителей высочайшего класса. Как видим, этот жанр фантастики дает много новых идей и позволяет рассмотреть благие и дурные последствия человеческого прогресса.

Наконец, еще один вид научной фантастики, который тесно смыкается с научно-популярной литературой. Самое знаменитое произведение в этом роде «Мистер Томпкинс в стране чудес» Георгия Гамова, напоминающее волшебную или философскую сказку. Автор изображает, как скромный банковский служащий по фамилии Томпкинс побывал на лекциях по физике. Они произвели на него глубочайшее впечатление, хотя он ни словечка не понял. Но под этим впечатлением он после каждой лекции (всего шесть раз) видит сон. В первом сновидении мистер Томпкинс попадает в мир, где скорость света в десять миллионов раз меньше, чем в действительности, а ускорение свободного падения в миллион миллионов раз больше. В другой раз он оказывается в «палате квантов», и автор пользуется случаем, чтобы на простых примерах объяснить квантовую теорию. Каждое новое невероятное приключение банковского клерка позволяет нам понять загадки относительности пространства и времени, искривления пространства и гравитации.

НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА И ПРОГРЕСС

Термин «научная фантастика» для обозначения произведений, связывающих науку и литературу, возможно, не вполне соответствует своему предмету: он несколько извращает суть этого рода литературы, превращая ее в специальную. В нем не хватает понятия «разум». Ведь речь идет о состоянии разума, которое всегда существовало и будет существовать. В самом деле, наша эпоха характеризуется не столько верой в прогресс или в человечество (пессимистов в этом отношении очень много!), сколько верой в перемены.

Утописты существовали всегда, но до недавнего времени большинство людей жили в убеждении, что они окончат свои дни примерно в том же мире, в каком родились. И опыт подтверждал это убеждение. Теперь все сходятся во мнении, что пятьдесят лет спустя мир станет совершенно иным, во многих областях мало похожим на тот, который мы знаем. Вот почему научная фантастика — наиболее приспособленный к современности литературный жанр.

Между прочим, ее уровень в разных странах тесно связан с заинтересованностью того или иного народа в прогрессе и степенью его развития. Поразителен факт, что наиболее блестящих успехов она достигла в той стране, где куется наше будущее, где люди наиболее предприимчивы, и стоят в авангарде технологической цивилизации, — в Соединенных Штатах Америки. И во Франции она знала время расцвета — в прошлом столетии и перед мировыми войнами. Ее упадок соответствует общей анемии и упадку народа, укрывшегося в собственном прошлом…

Русское воображение, не скованное картезианским панцирем, могло бы породить хорошую фантастику. Но, к сожалению, политический режим в России неблагоприятен для «эскейпистской» литературы: он хорошо совместим с наукой, но очень плохо с фантастикой. В результате немногие фантастические произведения — Казанцева или Ефремова удручающе реалистичны.

Вообще признанные мастера научно-фантастического жанра — англосаксы. Вклад всех остальных народов по сравнению с ними невелик. Боязнь идей, внушаемая ученым — особенно французским, в которых воспитывают культ чистых цифр, — порождает и пренебрежение фантастикой. Если попросить ученого объяснить какое-нибудь физическое явление, в девяти случаях из десяти он схватит мел и начнет писать формулы. Никаких идей у него нет. Один наш товарищ по Политехнической школе как-то сказал: «Я все понял — я это посчитал». Мы совсем не думаем, что расчеты не нужны. Но их надо ставить на службу идее. Если придавать им самостоятельную ценность, это приведет к интеллектуальному истощению. А такая тенденция, к сожалению, существует. Что же удивительного, что научная фантастика кажется ученым какими-то бессмысленными мечтаниями?