Доска Дионисия

— В МУРе, дорогая, в МУРе, как вещественное доказательство. Не желаете ли хорошего французского коньячку?

Даже профессор Андреевский, хотя он в этот день и сидел за рулем, выпил глоток, а Анна Петровна выпила полную стограммовую рюмку. У нее буквально гора свалилась с плеч — не надо больше собирать взаймы денег, Дионисий наконец в государственных руках.

Канауров махал им вслед руками, даже выбежал на площадку провожать. Не у него опечатали квартиру и не его ударили по голове.

Отъехав довольно далеко от дома Канаурова и остановив машину, Андреевский произнес короткую наставительную речь:

— Если еще раз ввяжетесь в уголовщину, не буду просматривать в рукописях ваши статьи — раз, не буду вам звонить по вечерам со скуки — два, а в-третьих — это типичное мальчишество, а вы — почтенная интересная дама, которая мне нравится. Поехали на Петровку, без меня там с вами не будут разговаривать.

На Петровке пришлось долго ждать приема к дежурному. Рядом с ними в очереди сидела плачущая молодая женщина, ее избил ее бывший муж, вернувшийся из заключения. По коридору провели под конвоем мужчину с перевязанной рукой.

Андреевский разговаривал с дежурным один на один, не допустив Анну Петровну в кабинет. Потом они долго ждали полковника Александрова. Полковника Александрова не оказалось, и с ними стал заниматься моложавый очень суровый майор. Прочитав заявление Анны Петровны, он недовольно заметил:

— Самодеятельностью занимаетесь? Сразу нужно было заявление писать, а не ждать, когда они к нам сами попадут, — и при них позвонил: — Товарищ генерал! Тут по делу Орловского очень ценное заявление сделано. Да, профессор Андреевский тут. Крупнейший эксперт по вопросам искусства. Да, проверил. Очень просят увидеть икону. Есть. Есть. Подождите, товарищи, в коридоре. Сейчас приедет полковник Александров.

Примерно через полчаса с ними провел долгую беседу полковник Александров, изрядно пожурив Анну Петровну:

— Все комиссаром Мегрэ хотят заделаться. А если бы вы эту доску купили и вас бы вместо Орловского по голове ударили, приятно было бы? Товарищ, профессор совершенно правильно вас осуждает. Удачно для вас все обошлось.

Двое сержантов внесли завернутого в брезент Спаса и, козырнув, удалились.

— Говорите, цены нет, товарищ профессор? Вещь-то, видно, старая, дерево топором тесано. Говорите, ей место в музее? Наверное, там она и будет. Владелец ее — Орловский — очень странная фигура, мы даже не знаем, кем больше надо заниматься: теми, кто его избил, или им самим. Кстати, никакой он не Орловский. После войны он переменил фамилию, мы докопались, что в прошлом его судили за мошенничество и воровство. Если бы вы знали, товарищ профессор, как нам надоели эти иконные жулики, я их зову «иконных дел мастера», просто конца и краю не видно. Дай бог, как-нибудь покончим с иконной уголовщиной. Общественность нам должна сильно помочь. Надо, чтобы у иконщиков в каждой области под ногами земля горела.

Полковник Александров отдернул брезент, и Андреевский и Анна Петровна увидела волновавшую их доску Дионисия. Профессор Андреевски задумчиво сказал полковнику:

— Долгий путь проделала эта доска, пока она попала в ваш кабинет, товарищ полковник.

Клеймо девятое. И пыль веков

В тринадцатом веке татары полностью выжгли город и посады. Были разорены и окрестные монастыри — редкие златоверхие очажки образованности среди болотистой поймы. В Спасском, особенно любимом княжеским двором монастыре, на высоком хорошо укрепленном холме на берегу Волги затворился бежавший на лодке из погибающего города князь с княгиней, княжичем и остатками дружины.

Татары долго не могли взять монастырь. Только на третьи сутки ворвались они внутрь в обугленное и обглоданное огнем русское гнездовье. Все защитники были мертвы. Даже их мертвые стройные тела были надменны и страшны низкорослым татарам. В белокаменном соборе оборонялись до конца последние, среди них — княгиня в мужской кольчуге и шлеме, князь погиб раньше, пронзенный татарской стрелой на стенах.

Переступая через труп княгини, татарин был поражен, увидев русую косу, выбившуюся из-под шлема.

Собор был разграблен и подожжен — сгорел иконостас с всеволодовскими и киевскими иконами.

Когда немногие уцелевшие в лесах жители и монахи после ухода татар вернулись через несколько дней в город и в монастырь, то среди обгорелых балок, изувеченных трупов они увидали удивительное зрелище. В обгорелом и почерневшем соборе живой семилетний княжич, зажегши тоненькую свечу, у обугленного образа Спаса тоненьким чистым голоском молился о невинно убиенных. Это сочли чудом. Княжич был завален убитыми воинами, прикрывшими его своими телами. Выросши, княжич стал известным князем, вошедшим в историю России.