Дослушанный звук

Какой покой, какая правота
Как у того, кто выполнил задачу.
Здесь не случайна каждая черта
И каждый ствол так бесконечно значим,
Как собственное сердце… Благодать —
На ветках, дремлющих в безмолвьи строгом…
Не могут мозг и сердце враждовать.
Не могут люди не мириться с Богом.
Ведь как ни примеряй, как ни крои, —
Не будет мир живым без Миродержца
Мир вам, деревья тихие мои,
И мир тебе, измученное сердце…

«Свет шествовал по сердцу, как по полю…»

Свет шествовал по сердцу, как по полю.
Свет вдавливал мне в грудь свой легкий шаг
И оставлял свеченьем тайной боли
В лесах души едва заметный знак.

Он шел и шел сквозь царство плотной ночи

И сам свой путь прокладывал внутри.
Вот отчего так долго кровоточит
Последний свет исчезнувшей зари.
«Иносказанье бытия…»

Иносказанье бытия —

Иных миров мерцанье.
Мои деревья – это я,
Но лишь в иносказаньи.

И смысл отыщет только тот,

Кто, глядя сквозь обличья,
Иносказания поймет
И вновь ответит притчей.

«В звенящей тишине хрустальной…»

В звенящей тишине хрустальной,
На горной высоте немой
Хранится образ изначальный,
Неразрушимый образ мой.

И если по крутым ступеням

Взойти на эту высоту,
То я очнусь от искажений
И вновь бессмертье обрету.

И перед сердцем встанет снова,

Как неба целостный покров,
Нераздробляемое Слово
На смену всех замолкших слов.

«Есть час, когда стрела луча закреплена…»

Есть час, когда стрела луча закреплена
На неподвижном и незримом луке
И разом мировая Тишина
Перекрывает все земные звуки.

И в этот час, внутри остановясь,

Свет расширяет тайную границу.
Князь мира нем. Бессилен темный князь. —
Он ждет, когда стрела в него вонзится

Не может он пошевелить рукой.

Ни одного приказа дать не может.
И в мире настает такой покой,
Какой бывает только в Царстве Божьем.

Тогда Господь с души не сводит глаз

И тихо вопрошает перед всеми:
Что ты успела в этот Судный час,
Покуда останавливалось время?

«И каждый вечер в час назначенный…»

И каждый вечер в час назначенный,
Всегда в один и тот же час,
Всё, что душой навек утрачено,
В безмолвии встречает нас.

И каждый вечер нам дарована

Возможность, растворяя грудь,
Всё то, что смертью заколдовано,
В безмолвьи Вечности вернуть.

И тяжелеет сердце полное,

Вместившее небесный свод.
И чудотворное безмолвие
Нас в Вечность медленно ведёт.

«Мне надо стать бумагой белой…»

Мне надо стать бумагой белой,
Жить в совершенной тишине.
И ничего самой не делать,
Чтоб Ты мог действовать во мне.

Мне надо быть открытой Дверью

В ту глубь, где всё просквожено
Такою полнотой доверья,
В которой я и Ты – одно.

«Весы миров. Две чаши вижу я…»