Так мы и шли до самого вечера — Тора внимательно слушала, а я без устали болтал обо всем, что только приходило в голову. О небоскребах и аквалангах, об автоматах и самолетах, об экранопланах и боксерских перчатках, о Биг Бене и Эйфелевой башне. Когда у меня пересыхало во рту, Тора безмолвно перехватывало меня руками за шею, а я, без каких-то проблем удерживая ее одной рукой, второй подносил к губам флягу, делал глоток и продолжал.
А Тора слушала.
Так же прошел и второй день, и третий. На привалах я осматривал ногу Торы, отмечая, что ожог затягивается прямо на глазах — раз в десять быстрее, чем он заживал бы сам по себе. Вместо давно кончившейся медвежатины я, поставив под руководством Торы пару силков, поймал в один из них олененка, но, черт возьми, рука не поднялась его убить! Эти влажные черные глаза, этот испуганный паралич при виде меня!..
Пришлось его отпустить, а Торе соврать, что ничего не попалось. В конце концов, растительная диета худо-бедно утоляла голод, если опустить то, что приходилось питаться ею практически без остановок, да и желудок мой во время привалов вел себя несколько недовольно, заставляя сидеть в кустах порой по двадцать минут.
У Торы с этим было все еще хуже — ее в туалет приходилось носить, потом уходить, а потом возвращаться и забирать.
Но, несмотря на все лишения, эти три дня серьезно нас сблизили. Из глаз Тора исчезло подозрительное выражение, с которым она ранее смотрела на меня, и уступило место восхищению пополам с интересом. Я все никак не мог остановиться и рассказывал, и рассказывал о своим мире и о своей жизни, легко перескакивая с темы на тему, будто я страдающий от бессонницы хипстер, прыгающий с одной страницы википедии на другую.
Ни разу за эти три дня я больше не испытал ни единой отрицательной эмоции, а когда Тора, под конец третьего, наконец смогла впервые наступить на больную ногу, предварительно для подстраховки обмотав ее повязкой, и вовсе обрадовался!
— Как раз вовремя. — довольно прокомментировала Тора свою прогулку вокруг костра.
— И почему же?
— Завтра мы должны будем выйти к городу.
Глава 18
На следующее утро мы и вправду вышли к городу. «Мы» — потому что Тора сегодня впервые шла сама, хоть и медленно, почти что с моей скоростью. Не торопясь и аккуратно наступая на больную ногу, чуть прихрамывая, едва заметно морщась при неудачном шаге, но все же — шла сама! И даже сама отказалась от предложения снова прокатиться на руках.
Буквально через час после старта мы вышли из леса и оказались перед огромной плоской равниной. То ли мы все эти дни шли по крайне длинному подъему, то ли мы изначально находились на возвышении — но сейчас, выйдя из леса, мы оказались на вершине невысокого, буквально в десять метров, плоскокого холма с дружелюбными пологими склонами, заросшими высокой травой и душистыми цветами. Никакого злобного колючего кустарника, никаких подлых корней, только свет и доброта.
На равнине, километрах в пяти от нас, если я правильно смог оценить, раскинулся город, к нему от леса вела мощеная булыжником дорога, начинающаяся буквально у нас под ногами — двадцать минут пройти, не больше. Дорога прямой стрелой пронзала равнину и утыкалась в величественную, высоченную, метров девять, не меньше, крепостную стену, а точнее — в громадные тяжелые ворота. Отсюда, конечно, что ворота, что стена, что весь город выглядели игрушками, но стоило прищуриться и разобрать копошение крошечных молекул возле распахнутых ворот, стоило лишь понять, что это — люди, и все увиденное сразу приобретало совершенно другие масштабы.
Да и само копошение молекул можно было назвать так лишь с большой натяжкой — даже отсюда было видно, что толпа возле ворот собралась приличная, а по тракту к городу подтягивались все новые и новые желающие попасть внутрь. Не потоком, конечно, так — отдельными капельками… Но даже так было нетрудно понять, что прибывают они быстрее, чем их успевают пропускать в город.
Кстати, а кто их вообще пропускает?
Этот вопрос я задал Торе, которая уже ушла вперед не десяток шагов, явно метясь выйти на дорогу.
— Стражники. — ответила она. — Простые стражники.
— А они что, решают кого пустить, а кого нет?
— Не совсем. Пускают они всех, кто не выглядит совсем уж непристойно вроде каких-нибудь нищих или юродивых. Стражники больше следят за порядком. Осматривают грузы торговцев, чтобы предотвратить контрабанду, собирают пошлину с тех, кто собирается торговать в городе, и всякое такое.
— А мы не покажемся им непристойными? — недоверчиво спросил я, с ног до головы осматривая Тору.
— Нет, мы же прилично одеты. — Тора пожала плечами. — Просто не будь напряженным, расслабься, не привлекай к себе внимания — и все будет хорошо.
Расслабься, легко сказать.
Но Тора уже не слушала — она сорвала несколько цветочков и принялась вязать из них венок, тихо напевая себе что-то под нос.
Я вздохнул и покорно последовал за ней.