Доспехи для шута

К тому времени, как мы закончили приводить местного правителя в порядок, в зал набилась целая толпа спиритов. Решительно непонятно, откуда они взялись, но Эдмус успел мимоходом шепнуть, что это придворные, а Йехар со знанием дела заявил, что раз так – эти знают все и всегда появляются не ко времени.

Пока велась эта милая беседа, из толпы несколько раз звучали предложения нас прикончить, но особенно недовольных пока успешно сдерживала Ифирь. Тревожное спокойствие длилось до той минуты, пока реанимационные мероприятия Веслава по отношению к герцогу Цепеоку не дали результата. Славный правитель открыл глаза, прохрипел первым делом:

– Где мои кинжалы?! – потом открыл глаза еще шире, увидел Эдмуса, нас и рявкнул: – Взять!

– Есть! – отозвалось сразу с десяток голосов, и кольцо придворных начало подозрительно смыкаться.

– Нет! – встряла Ифирь.

– Что?! – выпучил глаза Цепеок, пытаясь выровняться на троне.

– Ай! – плаксиво произнес серебристый голосок. – Мы из Дружины, а они нас хотят зачем-то взять!

Йехар рядом со мной чуть прикрыл глаза. Это была особая форма молитвы для странника – мысленное обращение к небесам за терпением.

Кольцо самую чуточку разжалось. Ряды спиритов дрогнули перед сияющей улыбкой Бо, сменившей мрачный изгиб губ Виолы. Цепеок начал сползать с кресла опять, а Веслав готовиться к повторному сеансу реанимации.

– Из какой?! – наконец нашелся кто-то умный из толпы.

– Из Равновесной, – ласково пояснил Эдмус…

Герцог, глядя на своего шута, пристроился на троне в позе мрачного мыслителя. Очевидно, название зала оправдывалось как минимум на сегодня.

Следующие десять минут можно опустить: герцог слушал, Эдмус разливался рекою, мы молчали, Йехар рядом со мной переминался с ноги на ногу, горя желанием задать вопрос: как тут с миром в целом? Придворные тоже слушали, но плохо. Время от времени до нас долетали комментарии вроде «Враки!», «Убить их!», «Гнать их!». Убивать предлагали чаще. Особенность нации.

- Городу не нужна помощь, - сухо вымолвил герцог, когда Эдмус ненадолго остановился, чтобы набрать в грудь воздуха. – Особенно…такая. Нам не нужны здесь нижние люди.

– Но… – заикнулся Йехар возмущенно. На него цыкнули, как на мальчика, который влезает в разговор взрослых.

– Явитесь сегодня на вечерний пир – все, – приказал герцог монотонно. – После него выслушаю вас. Теперь идите. Вам выделят комнаты.

Эдмус раскланялся и даже не поленился, пару раз присел, в знак особого восторга.

– Ах, как я вам благодарен! И как они! Но только нам бы лучше одну комнату, ваше ураганство. Вы уж поймите, мы так друг с другом срослись, что жить не можем один без одного. Я, например, не могу заснуть, если не услышу храп Йехара. А Веслав…

От расправы шута спас еще один брезгливый кивок герцога.

– Проводите, – разрешила Ифирь.

– Но… – опять заикнулся Йехар.

– После пира, - шепнул ему Эдмус, – а то тебя сбросят со стены.

Возражений больше не было, мы позволили себя увести, в смысле, проводить. По дороге Эдмус не давал нам сказать ни слова. Нет, он никому не затыкал рты. Он сам болтал без умолку, а под высоким потолком достаточно было места для полетов, и спирита мы достать не могли.

Нам и впрямь выделили одну общую комнату, но зато огромную. Она была похожа на каменный спортзал с несколькими ответвлениями, и мебели в ней было ровно столько же, сколько в спортзале. Зато спириты позаботились об украшениях: несколько статуй вдоль стен, картины, вазы по периметру, да еще растения в кадках.

Нам придется жить в галерее искусств?

Эдмус начал разговор очень странно. То есть, странно для нас, но в самый раз для своей манеры: он подошел к довольно уродливой статуе спирита на постаменте сбоку от двери и изо всех сил рявкнул ей в ухо:

– Приветик от Дружины!!

Результат мы увидели тут же: «статуя» вскрикнула, грохнулась с постамента и унеслась в коридор на крыльях, ругая Эдмуса последними словами. Шут довольно потер руки.

– Обожаю быть дома! – и продолжил расхаживать по комнате с видом священной невинности, время от времени рявкая или плюя в какой-нибудь невинный с виду предмет. Очень скоро за дверью скопилось изрядное число обиженных шпионов, последний удачно притворился растением в кадке и прыгал к выходу медленно, торжественно, с осознанием собственной важности на лице. Эдмусу пришлось поторопить его вежливым пинком.

– Ну, теперь почти, – удовлетворенно вздохнул он. – Йехар, не проткнешь Глэрионом вон ту картину на стене? Мне не нравится вид на ней…

Из-за картины послышалось сопение и быстрый звук крадущихся удаляющихся шагов. Эдмус вытащил из карманов пару приспособлений, напоминающих деревянные трещотки, и установил одно над декоративной вазой, второе у окна. Раскрутил, послушал гармоничное потрескивание и широко улыбнулся нам:

– Они все время забывают, что я придворный. Уж что-что, а слуховые каналы и тайные двери я изучил здесь как следует!

Я посмотрела на трещотки – наверное, они создавали помехи для прослушивания – с суеверным ужасом.

– То есть, это у вас всегда так?