Доспехи из чешуи дракона

Деревенские таратайки непригодны к долгим дорогам. В начале второго часа езды Шак понял, зачем обдирщик шкур взял с собой в город топор. Не самый мирный из инструментов домашнего хозяйства был нужен не столько для борьбы с придорожной шантрапой и лесными бандюгами, сколько для починки то и дело ломавшейся телеги. К несчастью, единственное средство ремонта было утеряно, и вот результат: потрескавшиеся колеса расшатались и ходили ходуном, раздражая слух омерзительным скрипом, а ведь воз был почти пустым, кроме двух тюков со шкурами и развалившегося на них бродяги, на телеге не было ничего. Конечно, можно было бы бросить колымагу и продолжить путь на лошади, так, несомненно, вышло б быстрее и проще, но в то же время Шак испытал бы некоторые неудобства. Во-первых, пока лошадки тянули воз, натерпевшееся побоев тело отдыхало, во-вторых, лишившись повозки и остатков поклажи, путник потерял бы деньги. Хоть его и считали хитрецом, но продать товар, который находился не перед глазами доверчивого покупателя, а где-то там, на дороге, еще не удавалось ни одному мошеннику.

Бродяга не был бессердечным мерзавцем, позабывшим о попавшем в беду напарнике. Если бы у него был хоть малейший шанс нагнать похитителей Семиуна, он, не раздумывая, кинулся бы в погоню, умучил бы свое избитое тело изнурительной скачкой без седла на не привыкшей к верховой езде лошади и уж, естественно, позабыл бы о барыше. Но, к сожалению, нагнать сообщников гробовщика не представлялось возможным. Их лошади были явно лучше, с момента схватки до возвращения Шака прошло какое-то время, да и похитители кого-то боялись. След кареты обрывался буквально в десятке шагов от места ристалища. Видимо, господа специально заметали его, используя ветки, привязанные к заднему ободу кареты. На дороге было много развилок, за час Шак проехал более десяти, а ведь они могли свернуть на каждой, включая и ту, возле озера, что вела к небольшому парому. Хоть бродяга и жалел паренька, понравившегося ему, несмотря на то что тот был эскулапом, но помочь Семиуну он ничем не мог. Так уж сложилось, так уж пошутила злодейка Судьба, холодная, жестокосердная матрона с бесчисленным множеством переменчивых ветров в голове.

Шак не ведал пути, а спросить было не у кого, он ехал наугад, стараясь придерживаться южного направления, ведь именно на южной границе королевства находился замок сиятельного графа Лотара. На очередной, то ли двенадцатой, то ли тринадцатой по счету, развилке возница натянул поводья, останавливая лошадей. В отличие от других распутий, здесь имелся указательный столб, но только он не стоял, а лежал, переломленный пополам вследствие неудачного поворота телеги.

Отламывать еще одну жердь не хотелось, поскольку для этого требовались физические усилия, а новых нагрузок Шаку хотелось избежать, да и телега могла не выдержать сильного рывка, развалиться на части раньше положенного срока. К тому же на лоскуты для факела уже все равно было нечего рвать: рубаха сгорела, штанов лишаться не хотелось, а толстую мешковину голыми руками не разорвать. Когда ни одно из стандартных, привычных решений не подходит, человек идет по самому простому пути, какие б потери с ним ни были сопряжены. Распрощавшись с мечтой продать в ближайшей деревне тюки со шкурами, Шак вытряхнул еще пахнущий скотобойней груз на дорогу и, захватив огниво, направился с пустыми тюками под мышкой к поваленному столбу. Костер из мешковины прогорел весьма быстро, а надписи на указателях были затертыми, но все же бродяге удалось их разглядеть.

«Задворье» – гласила первая надпись, причем промежуток между буквами «д» и «в» был необычайно большим. «Форт Авиота» – было аккуратно выведено на второй табличке, а на третьей просто красовалось огромное колесо, облепленное лепестками роз. Лицо Шака растянулось в улыбке, насколько это позволили опухшая правая щека и разбитый нос. Он знал этот знак, столь редкий для графства Лотар, но довольно часто встречаемый в северных и центральных районах королевства.

Именитые путники даже во времена войн и восстаний редко делили кров с низкородной чернью. Их раздражали запахи, исходившие от простолюдинов, утомлял гомон толпы, не говоря уже о тщеславии, которое сильно страдало от подобного соседства. Заботясь о благе своих родовитых вассалов и во избежание всяческих смут, вызванных вынужденным ночлегом под одной крышей жалких рабов и властных господ, король построил в стране несколько десятков постоялых дворов, предназначенных исключительно для отдыха мелкой и средней знати. «Колесо с лепестками роз» – этот символ сам говорил за себя, он недвусмысленно желал комфорта в пути состоятельным дамам и господам с титулом от лаверса до графа. Герцоги, принцы и прочие члены королевской семьи, которых во всем королевстве, включая грудных детей, не набралось бы и трех десятков, никогда не останавливались в гостиницах на лоне природы. Для них были воздвигнуты особые дорожные апартаменты с золотой короной и резвым жеребцом на гербовом щите.