Досталась нам эпоха перемен. Записки офицера пограничных войск о жизни и службе на рубеже веков

— Один раз бомба попала в кондитерский магазин. Везде плитки шоколада разбросаны. Шоколад мы до войны никогда не ели, больше слышали о нем. А тут под ногами валяется. Положил я в вещмешок плиток двадцать и дня три питался только шоколадом. Понемногу и в охотку шоколад вкусен и полезен. Так я на всю жизнь шоколада наелся, потом раздавал всем, кому шоколад нравился.

— Из Германии многие на машинах домой ехали. На границе пограничники зверствовали. Все вещи перетряхивали, изымали оружие. Машины отбирали. На границе свалки машин были. С собой взять нельзя, ну и гори она синим пламенем. Спичку в бак и не наша и не ваша машина. Другой — разгоняется и машину в столб. Офицеры еще как-то перегоняли машины, а солдату никак.

— Сколько станков из Германии вывезли, у нас на заводе тоже есть. С одной стороны хорошо, что станок есть и работать долго будет. Но он уже устарел, а немцы у себя вместо старого станка новый будут устанавливать. Старое оно новым никогда не будет.

— После войны год работал в авторемонтном батальоне вольнонаемным работником по своей специальности. Немцы ведь не все фашисты. Трудового человека они уважают. Родственникам помогал. А они все пишут, приезжай да приезжай, помощь, мол, нужна. Приехал. Ну и что я помог? Так хоть мои посылки продавали, а зарабатывал я в Германии прилично, а тут ни моих заработков и никаких других в деревне. Осенью соломой дом покроют, а к средине зимы уже и крыша голая — скотину кормить надо. Уехал в город на стройку, снова стал по специальности работать. В Германии я на свинцепаяльщика выучился. Холодильные установки восстанавливали.

— В Польше было хуже. Немцы те дисциплинированные. Войну проиграли и терпят, что с ними победители делают. В Польше отношение людей к Красной Армии такое же, как и к немецкой армии. Банды, отдельные бандиты. Днем в поле работает, а вечером берется за автомат и стреляет по активистам. Никак не хотели советскими быть. Армии Людова и Крайова. Форма одинаковая, а друг в друга стреляют.

— Пришли брать одного солтыса (старосту). Ладно, панове, деваться некуда, садитесь за стол, с родней попрощаться надо. Наклюкались все, а брат солтыса из нашего автомата по окнам в деревне стрелял. Солтыс никуда не убежал, как и обещал. Отвели куда приказано. Недавно на заводской стройке его видел.

— В начале войны плохо было. Командиры были такие же, как и вы — молодежь. Бежит лейтенант с пистолетом впереди, а мы сзади бежим. Ему первая пуля достается, что спереди, что сзади. Сколько было взводных, всех и не упомнишь. Положение было такое, что и меня с четырьмя классами в офицерскую школу направляли. Не пошел.

— Был у нас один, откуда-то с северов. По-русски ни бельмеса или притворялся. Всегда растрепой ходил. Его взводный один раз отругал за неряшливый вид. Если бы ничего не понимал, то не обиделся бы. В первом же бою у нас на глазах лейтенанту пулю в спину вогнал. Мы его быстренько связали и бросили. Когда окопы немецкие отбили, доложили комроты. Нашли его, гада, увели. Что с ним было, не знаем. Частенько осужденных перед строем расстреливали.

— В 44-м году возвращался из госпиталя на Западной Украине. До одной деревни паренек на подводе вез. Все упрашивал меня:

— Дяденька дай стрельнуть из автомата, дай стрельнуть.

— Куда же ты стрелять будешь, — спрашиваю его, — кругом одна степь?

— Да вот, по цаплям, — говорит.

— Что ты, разве можно по цаплям стрелять, — спрашиваю его.

— Мне, — говорит, — можно, я местный.

Уговорил все-таки. Показал я мальцу, как стрелять из автомата, две очереди он сделал, никуда не попал, всех цапель распугал. Въезжаем в деревню, а из нее банда бандеровцев только что уехала. Вырезали семью председателя сельсовета и предупредили, что так со всеми будет, кто с советской властью сотрудничать будет. Услыхали стрельбу у деревни, подумали, что «истребители» едут и быстро унеслись в лес. А, если бы я пацану пострелять не дал? Приехал бы прямо в лапы к бандитам. Сколько бы я продержался? Минут десять. А этого парня мне, наверное, Бог послал.

— У нас в сорок первом в Мурмане немец через границу так и не перешел. Держали его крепко.

— В том же 44-м меня в «СМЕРШ», смерть шпионам значит, перевели. Звучит сильно, а что это для простого солдата? Командир приказывает, и мы участвуем то в облавах, то в арестах.

Однажды при выполнении задания окруженное немецкое подразделение блокировало наше отделение в костеле на окраине одного села. Обычно окруженцы в драку не ввязываются, но что-то им было нужно в этом костеле, раз нам пришлось несколько дней от них отбиваться. Помогло оружие, которое мы нашли в костеле.

Еды у нас собой не было, а я за старшего группы был. Пришел к ксендзу, говорю:

— Пан ксендз, прошем жолнеж поснедать.

Повел он нас в погреб, а там окорока, колбасы, всякой еды навалом. Не подумаешь, что в условиях оккупации с 1939 года жили. Взяли мы немного, а я ксендзу расписку написал, чтобы он предъявил нашему командованию для оплаты. Где бы мы ни находились, а солдату положено есть три раза в сутки, находясь на котловом довольствии или иметь сухой паек.