Ближе к обеду иду искать своего врача, нужно поговорить. Я видела его вечером, когда меня привезли, а обход я проспала, доктор не велел будить. Шатаясь от слабости, я добираюсь до двери с надписью – «Лаврик А. В.» Надо же, а я думала это кличка доктора, когда услышала ночью, что Лаврик по головке не погладит, если со мной случится чего. Не кличка. Стучу.
- Войдите! – слышится из-за двери, и я решительно толкаю крашенную в белый цвет створку. Врач удивленно поднимает светлые брови и кивает на стул. – Это кто ко мне в гости пожаловал! А вставать кто разрешал?
- Мне нужно поговорить с вами.
- Говори, да и в постельку, - мужчина глянул на свое запястье, где свободно болтались простенькие механические часы на серебристом браслете, - через полчаса медсестричка принесет тебе системку.
- Это правда, про клиническую смерть? Ну… что вчера у меня она была?
- Правда. Истерику ждать? – голубые глаза доктора буквально пронзали меня, он не отводил взгляда, настороженно разглядывая. Я покачала отрицательно головой, и доктор улыбнулся с явным облегчением. – Отлично! А кто проболтался?
- Неважно. Просто скажите правду, сколько мне жить осталось? Я не буду рыдать, честно. Мне уже всё равно.
Алексей Васильевич с минуту молчал, жевал губу. Потом пробормотал что-то про тигра и взъерошил пятерней лохматые, почти белые волосы, и взялся за телефон, стоявший на столе рядом с ним.
- Тигруша, кажись, тебе на завтра работка нашлась, - говорит в зеленую трубку мужчина, усмехается чему-то. – Да, одной хорошей девчонке нужно помочь в себе разобраться. Во сколько примешь? Ну давай, с меня пять звёзд.
Я смотрю на врача и с удивлением замечаю, что улыбаюсь. Он совсем не вызывает неприязни, совсем наоборот. Ему хочется довериться, рассказать обо всем, что меня гложет. Странный, но в то же время, какой-то домашний, что ли. Очень худой и высокий, с кругами под красивыми искристыми голубыми глазами. Видно, что мало ест и спит, отдаваясь работе. Уверенность, исходящая от него, окутывает теплом и успокаивает.
- Так… завтра, в десять часов утра, ты должна быть у дверей шестнадцатого кабинета в корпусе поликлиники. Тигран Георгиевич не любит, когда пациенты опаздывают.
- А кто это? – интересно, не к психиатру ли меня отправляет доктор.
- Он психолог.
- Я не псих, и мне не нужен…
- А он и не психиатр, - перебивает меня Лаврик, усмехаясь. Он листает знакомую мне тетрадь. Моя история болезни. – Поговорите по душам. Он классный специалист, реально помогает разобраться в себе. Вот скажи, почему я не вижу записей психолога в твоей истории болезни? После трагедии, которая произошла с тобой, Юлия Сергеевна, больше двух лет назад, ты должна была не раз сходить к подобному специалисту.
Мне нечего сказать. Да, после нападения я не хотела разговаривать с врачами, особенно с такими, которые в душу лезут с разборками. Да и потом тоже, когда уже успокоилась. И сейчас не считаю нужным копаться в моих личных проблемах, особенно чтобы это делали совершенно незнакомые люди. О чем и уведомила лечащего врача.
- Вот так, да… Лады, объясню на пальцах, - доктор придвигается ближе к столу, почти ложась грудью на него, и вытянул ладони ко мне. Я вижу, что он молод, но виски уже посеребрила седина, почти невидимая в очень светлых волосах. Вздыхаю, не люблю проповедей, касаемых меня лично. – Во-первых, шок и стресс нарушает нервную систему еще похлеще вирусов и микробов. Во-вторых, ты хрупкая девочка, для которой нападение явно не прошло даром, нужно было срочно снимать напряжение, а твои родные не позаботились об этом. В-третьих, возможно твои обмороки напрямую связаны с психологическими проблемами.
Я понимаю, что врач прав, ведь недаром говорят, что все болезни от нервов. Он еще долго разъяснял мне всё. И я смирилась. Пойду, поговорю завтра с Тиграном-как-его-там, может поможет.
- И последнее. Отвечаю на твой вопрос, с которым пришла ко мне. В ближайшие пятьдесят лет и не мечтай умереть. Я не вижу ничего смертельного…
- Но я же вчера умерла, или нет? – не выдержала я.
- Да. Если бы не твой парень, сейчас бы ты не сидела, а лежала. Перед другим врачом, голая, накрытая с головой белой простыней. Вот он молодец, твой Артём! Не растерялся, искусственное дыхание сделал, непрямой массаж сердца… всё, как положено.
Меня пробрал озноб. Только сейчас стало страшно, только в эту минуту до меня дошел весь ужас.
- Я не пугаю, клиническая смерть, это не фактическая смерть человека. После нее живут очень долго и чудят вовсю, - смеется врач, и я невольно улыбаюсь. – А теперь, брысь отсюда, мешаешь работать.
Мужчина отодвигается и снова принимается разглядывать мою историю. Я встаю со стула и иду к двери, но одна мысль не дает покоя.
- А чудят, это как? – задаю вопрос.