Достаточно времени для любви

Везерел сделал знак рукой маленькому технику, тот торопливо подскочил к машине и вручил каждому по листку.

Лазарус просмотрел свой.

— М-мм… да. Второе неверно — это пародия. Третье придется чуточку переформулировать. Эй! А здесь она воткнула знак вопроса. Наглая железка — я проверил справедливость этого утверждения за многие столетия до того, как добыли руду, из которой ее изготовили. Хорошо хоть, что не влезла с поправками. Не помню, чтобы я так говорил, но это тем не менее верно. Меня чуть не убили, прежде чем я усвоил эту мысль. — Лазарус поднял глаза. — Хорошо, сынок. Если тебе все это нужно — пользуйся. Раз я могу проверить и внести поправки… Не стоит принимать мои слова за Евангелие, прежде чем я выброшу оттуда всю чушь. А я способен это сделать не хуже всякого.

— Конечно, сэр. Без вашего одобрения ничто не войдет в анналы. Если только вы не воспользуетесь этой кнопкой… тогда ваши неизданные заметки придется править мне. Ничего больше мне не останется.

— Пытаешься подловить, так? Хм-м… Айра, что, если я предложу тебе быть Шехерезадой наоборот?

— Не понимаю.

— Неужели Шехерезаду наконец забыли? И сэр Ричард Бартон трудился напрасно?

— О нет, сэр! Я читал «Тысячу и одну ночь» в переводе Бартона. Сказки эти пережили столетия, в новых пересказах они стали доступными и новым поколениям, не утеряв, как я полагаю, обаяния. Просто я не понял вашего предложения.

— Вижу. Ты сказал, что говорить со мной — для тебя самая важная из обязанностей.

— Да.

— Интересно. Если ты действительно так считаешь, заходи ко мне каждый день — поболтаем. Я не собираюсь затруднять себя беседой с самой умной из машин.

— Лазарус, это не просто честь, я польщен предложением и готов составлять компанию, пока вам не надоест.

— Посмотрим. Когда человек делает общее утверждение, он тем не менее всегда имеет в виду некоторые ограничения. Каждый день, сынок, и весь день. И чтобы приходил ты сам, а не заместитель. Приходи часа через два после завтрака — и сиди, пока я тебя не отошлю. Но любой пропущенный день… Хорошо, если будут неотложные дела, позвонишь, извинишься и пришлешь хорошенькую девицу. Чтобы знала классический английский и еще — чтобы была умна и умела не только слушать, потому что старому дураку частенько охота поболтать с хорошенькой девушкой, которая хлопает ресницами и восторгается. Если она угодит мне — я разрешу ей остаться. Или же возмущусь настолько, что воспользуюсь кнопкой, которую ты обещал установить. Конечно, я не стану совершать самоубийство в присутствии гостей — это невежливо. Понял?

— Кажется, да, — медленно ответил Айра, — вы будете сразу Шехерезадой и царем Шахрияром, а я… впрочем, не так: я буду организовывать всю эту тысячу ночей, то есть дней. И если ошибусь — не рассчитывайте на это — вы можете…

— Обойдемся без далеких аналогий, — посоветовал Лазарус. — Я просто разоблачаю твой блеф. Если мои бредни нужны тебе, как ты утверждаешь, значит, будешь сидеть рядом и слушать. Разок-другой можешь пропустить, если девица и впрямь окажется хорошенькой и сумеет польстить моему тщеславию — у меня его до сих пор в избытке, — и все сойдет. Но, если ты начнешь часто пропускать наши занятия, я пойму, что тебе скучно и расторгну сделку. Держу пари, твое терпение истощится задолго до наступления тысяча первого дня. Я-то, наоборот, умею терпеть подолгу, годы и годы — в основном поэтому я еще жив. Но ты еще молод, и держу пари, что я пересижу тебя.

— Согласен. Девушка — если мне действительно придется отсутствовать — одна из моих дочерей. Она очень хорошенькая. Вы не против?

— Хм-м. Ты как тот искандарианский работорговец, что продал собственную мамашу. Зачем мне твоя дочь? Я не намереваюсь жениться на ней, в постели она мне тоже не нужна. Я просто хочу, чтобы мне льстили и развлекали. Кстати, кто тебе сказал, что она хорошенькая? Если она действительно твоя дочь, значит, должна быть похожа на своего отца.

— Не надо, Лазарус. Меня так легко не вывести из себя. Конечно, отцы в таких вопросах необъективны, но я видел, какое впечатление она производит на остальных. Она еще вполне молода, восьмидесяти не исполнилось, и только один раз была замужем по контракту. Вы потребовали, чтобы девица была симпатичной и говорила на вашем «молочном» языке. Такую не сразу найдешь. Но моя дочь наделена и способностью к языкам. Более того, она рвется повидаться с вами. Я могу отложить все срочные дела, чтобы она получше освоила язык.

Лазарус ухмыльнулся и пожал плечами.

— Ну, как хочешь. Можешь сказать ей, чтобы не надевала пояс невинности — у меня уже нет сил. Но пари я выиграю, быть может, даже не увидев ее: ты скоро поймешь, какой перед тобой старый зануда. Я и теперь остаюсь нудным типом, — таким же, как Вечный Жид…[5] Я тебе не рассказывал, как однажды с ним повстречался?

— Нет. Я в это не верю. Вечный Жид — это миф.