– Много ты об этом знаешь, девка! – сказал я. – Я плачу. Но только в своей каюте, за закрытыми дверями. Дорогая, я не хочу препираться. Если это вам нужно, чтобы почувствовать себя свободными, я возьму. Но только исходную сумму, без процентов. Какие проценты с друзей?
– Капитан, мы больше чем друзья. И тем не менее долг всегда отдают с процентами – так вы меня учили. Но в глубине души я знала об этом, даже когда была невежественной рабыней. И Джозеф тоже об этом знал. Я пыталась заплатить вам проценты, сэр, но вы не захотели меня.
Я переменил тему разговора:
– А что это еще за неведомый фонд, который получит баксы, если я не приму их?
Ллита помедлила.
– Это мы намеревались предоставить вашему выбору, Аарон. Но мы подумали о сиротах, детях погибших космонавтов. Может быть, приют имени Гарримана?
– Вы свихнулись! Этот фонд и так лопается от денег, я знаю. Послушай, завтра я поеду в город, вы сможете на денек прикрыть свою тошниловку? Или может, на день Армстронга?
– В любой день и на столько, сколько вам понадобится, дорогой Аарон.
И я сказал, что еще позвоню.
Минерва, мне следовало подумать. С Джо проблем не предвиделось, как всегда. Но Ллита была упряма. Я предложил компромисс, но она не подумала уступить и на миллиметр. Эта жуткая сумма складывалась за счет процентов. Ее обещали выплатить двое упрямцев, начавших тринадцать лет назад с пары тысяч баксов, а теперь растившие троих детей.
Сложный процент – это смерть. Сумма, которую они считали своим долгом мне, сумма этого чека в два с половиной раза превышала исходную – а я не мог понять, как им удалось скопить ее. Но если бы Ллита согласилась оставить себе проценты, у них оказался бы вполне приличный капитал для нового расширения. И если бы они решили пожертвовать небольшую сумму космонавтским сиротам или возмущенным котам – ради собственной гордости, что ж, их можно было бы понять. Я же сам учил их этому. Однажды я потерял в десять раз больше, потому что не захотел спорить, кто снимает колоду, – а после ночевал на кладбище.
Я подумал: а что, если с женской изобретательностью она решила сквитаться со мной за то, что я выставил ее из своей постели четырнадцать лет назад? И что она будет делать, если я возьму основную сумму и разрешу оплатить проценты удобным для нее способом? Ерунда – она ляжет на спину, прежде чем я успею сказать: «контрацептив».
И это ничего не решит.
Поскольку она отвергла предложенный мной компромисс, мы вернулись к тому, с чего начали. Она намеревалась заплатить всю сумму – или выбросить деньги на ветер, а я возражал против обоих вариантов; я тоже умею быть упрямым.
Но нашелся способ добиться сразу и того и другого.
Вечером за обедом, когда прислуги не было рядом, я сказал Лауре, что мне нужно в город по делу, и спросил, не хочет ли она поехать со мной. Пусть походит по магазинам, пока я занят, потом поужинаем, где она захочет, а там – любые увеселения. Лаура вновь была беременна, и я подумал, что покупка тряпок развлечет ее.
Я не собирался приглашать ее на переговоры с Ллитой. Официально Джозеф и Эстель Лонг вместе со своим старшим сыном считались уроженцами Валгаллы, и мы познакомились во время путешествия на моем корабле. Все это я выдумал и втолковал ребятам по дороге к Единогласию, заставив изучать видеозвуковые ленты Торхейма. Короче, я сделал из них фальшивых валгалльцев. Слава богу, пока они не встречались с настоящими.
Такое мошенничество не было так уж необходимо, поскольку на Единогласии практиковалась политика открытых дверей; иммигрант мог даже не регистрироваться. Он или тонул, или выплывал. Ни тебе платы за посадку корабля, ни подушного налога, ни большого налогообложения в любой форме, ни заметного правительства. Нью-Канаверал, третий по величине город планеты, обходился только сотней тысяч жителей… В те годы Единогласие было приятным местечком.
Но я хотел, чтобы Джо и Ллита все сделали сами – ради себя и своих детей. Я хотел, чтобы они забыли, что были рабами, никогда не вспоминали об этом, не упоминали при детях… и одновременно хотел похоронить тот факт, что они каким-то странным образом были братом и сестрой. Нет ничего постыдного в том, чтобы родиться рабом (во всяком случае, для раба!), и нет никаких оснований отказывать диплоидным комплементам в праве на брак. Но забудьте об этом – и начните сначала. Джозеф Лонг женился на Стьерне[50] Свенсдаттер (в англизированной форме – «Эстель»; с детства откликается на имя «Ллита»); они поженились, когда он закончил учебу у повара, и мигрировали после рождения первого ребенка. История простая, не подкопаешься. Она изящно завершала мою единственную пробу на роль Пигмалиона. Я не видел причин сообщать моей молодой жене версию, отличающуюся от официальной. Лаура знала, что они – мои друзья, и потому была с ними приветлива, а потом и сама привязалась к ним.