Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

– Не зови меня доктором, Тед, я отказался от этого титула, когда перестал принимать роды. Твоя внешность сразу поразила меня. Дело в том, что ты как две капли воды похож на моего старшего брата Эдварда, который был инженером в Сент-Луи и Сан-Франциско, но как-то раз отказали воздушные тормоза, и он завершил свою ничтожную жизнь. Мне известно, что у него были дамы сердца в Форт-Скотте, Сент-Луисе, Уичито и Мемфисе. С чего бы ему пренебрегать Спрингфилдом? Так что вполне возможно…

Лазарус ухмыльнулся:

– Выходит, я могу звать вас дядюшкой?

– Как хочешь.

– Пожалуй, рановато. Как бы там ни было, все равно доказать ничего нельзя. Но иметь семью – дело хорошее.

– Сынок, незачем все время страдать по этому поводу. Всякий деревенский доктор прекрасно знает, что подобные несчастья случаются с людьми гораздо чаще, чем обычно предполагают. Александр Гамильтон и Леонардо да Винчи – твои друзья по несчастью. Из числа великих людей, отмеченных подобной судьбой, ограничусь лишь ими двумя. Так что будь гордым и плюй всем в глаза. Я вижу, в гостиной еще светится огонек. Как насчет чашечки кофе?

– О, мне бы не хотелось причинять неудобство вам или вашей семье.

– Никаких неудобств. Моя дочь всегда оставляет кофейник на плите. А если вдруг она спустится вниз в одной купальной простыне – что едва ли возможно, – то в мгновение взлетит наверх и тут же объявится на парадной лестнице, но уже разодетая в пух и прах. Словно пожарная лошадь, услышавшая колокол. Просто не знаю, как это ей удается. Пойдем.

Айра Джонсон отпер входную дверь и крикнул:

– Морин! У нас гость!

– Иду-иду, папа.

Миссис Смит встретила их в холле. Она была одета так, словно ожидала гостей, и двигалась со спокойной уверенностью в себе. Она улыбнулась, и Лазарус еле справился с волнением.

– Морин, хочу представить тебе мистера Теодора Бронсона. Моя дочь, Тед, – миссис Брайан Смит.

Она протянула ему руку.

– Приветствую вас, мистер Бронсон. Сердечно приветствую вас. – Теплые, насыщенные тона в голосе миссис Смит напомнили Лазарусу о Тамаре.

Едва Лазарус прикоснулся к ее руке, пальцы его словно кольнуло, он едва сдержался, чтобы не поцеловать эту руку. Пришлось ограничиться самым коротким поклоном.

– Для меня это большая честь, миссис Смит.

– Входите же и садитесь.

– Благодарю вас, но уже поздно. Я всего лишь привез вашего отца домой.

– Неужели вы сразу же покинете нас? Я штопала чулки и читала «Домашний дамский журнал». У меня нет никаких особенных дел.

– Морин, я пригласил мистера Бронсона на чашечку кофе. Он привез меня домой из шахматного клуба, избавив от прогулки под дождем.

– Да, папа, хорошо. Возьми у него шляпу и предложи сесть.

Она улыбнулась и вышла.

Лазарус позволил своему деду усадить его в гостиной, а потом, воспользовавшись отсутствием матери, успокоился и огляделся. Комната как будто уменьшилась, но во всем остальном была такой, какой он ее помнил: большое пианино, на котором мать учила его играть; камин с газовыми горелками; каминная полка с вытяжкой; застекленный секционный книжный шкаф; тяжелые шторы и кружевные занавески; свадебная фотография его родителей, вставленная в рамочку из сердец и цветов вместе со свидетельством о браке; рядом – репродукция «Сборщиков урожая» Милле и другие картинки, большие и малые; кресло-качалка, еще одна качалка с подножкой, стулья с прямыми спинками, еще кресло, столы, лампы, все тесно уставленное, в небрежном чередовании основательного дуба и сахарного клена с отметками «птичий глаз». Лазарус чувствовал, что он дома, даже обои казались знакомыми. С некоторым смятением он осознал, что его усадили в кресло отца.

Проем, занавешенный портьерой из бусин, вел в жилую комнату, где было темно. Лазарус попытался вспомнить, какая она, и решил, что там тоже все знакомо. В гостиной было опрятно и чисто. Насколько он помнил, она всегда была такой, несмотря на то, что в доме обитало большое семейство. Дети жили в комнате рядом. Находиться в гостиной могли только старшие или гости. Сколько же сейчас здесь детей? Значит, так: Нэнси, потом Кэролл, Брайан-младший, Джордж, Мэри… он сам… сейчас начало 1917 года – значит, Дикки около трех, а Этель еще в пеленках.

А что это там, за креслом матери? Неужели… конечно, это мой слоник! Вуди, чертенок, ты же знаешь, что играть здесь нельзя, а когда ложишься спать, все игрушки нужно сложить в ящик. Здесь за порядком следили строго. Небольшая игрушка (дюймов шесть высотой) была набита ватой и искусно раскрашена; Лазарус пожалел, что это сокровище – его собственное! – доверили малышу, а потом рассмеялся. Он, пожалуй, охотно стащил бы эту игрушку.

– Простите, вы что-то сказали, мистер Джонсон?

– Я сказал, что временно выступаю в роли loco parentis; мой зять находится в Платтсбурге…

Лазарус вновь не расслышал конца фразы – шурша сатиновыми нижними юбками, в комнату с подносом вошла миссис Смит. Лазарус встал и протянул руки, чтобы взять его, она улыбнулась – и позволила ему это сделать.