Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

– Хорошо. – Она вдруг поджала губы. – Вообще-то, нет, я забыла: там дует от пола. Это делается для того, чтобы девчонки визжали и хватались за юбки. Мне все равно, но трусов-то нет, дорогой, – а ты, наверное, не захочешь, чтобы все увидели, что снизу я так же рыжеволоса, как и сверху.

– Неужели?

Она кротко улыбнулась.

– Зачем дразнишься, разве не знаешь?

– Под каштаном было очень темно.

– Рыжая со всех сторон, Теодор. Я бы с радостью представила тебе доказательства, но, увы, не сложилось. Брайан тоже интересовался, когда ухаживал за мной. Вернее, дразнил меня – что было спрашивать? – ведь я веснушчатая, как Мэри. Пришлось разрешить ему навести ясность – на травянистой полянке возле реки Мараис-дес-Сигнес, – а тем временем благородная старая кобылка по имени Дейзи щипала травку и не обращала внимания на мои блаженные стоны. В автомобиле тоже неплохо, но лошадь и экипаж обладают множеством преимуществ. Разве ты не успел этого обнаружить, когда стал интересоваться молодыми дамами?

Лазарус невозмутимо кивнул: он не мог признаться, что попросту не помнил ни 1899 год, ни более ранние годы – как она полагала.

Морин продолжала:

– Я готовила закуску для пикника и брала с собой одеяло – якобы для того, чтобы было на чем поесть. И пока я являлась домой засветло, ни у кого никаких подозрений не возникало. Лошадь может завезти экипаж в гораздо более укромное местечко, чем то, под каштаном. Вот сейчас говорят, что женщины распустились и впали в разврат. А у меня в молодости было больше свободы, чем у моих дочерей. Несмотря на то, что я стараюсь не слишком угнетать их.

– Они не кажутся угнетенными. По-моему, они счастливы.

– Теодор, в отличие от нашего пастора, я предпочитаю, чтобы мои дети были счастливы, а не нравственны. Я только хочу быть уверена, что они не пострадают. Я не исповедую «мораль» в общепринятом смысле, и ты хорошо знаешь об этом. Хотя и не так хорошо, как я рассчитывала тебя просветить. Сейчас я пытаюсь прогнать мое разочарование разговорами об этом. Впрочем, возможно, ты предпочел бы не выслушивать все это?

– Морин, раз уж мы не можем этого сделать, так хотя бы поговорим об этом.

– Я тоже так думаю, Теодор. Мне бы хотелось, чтобы колючки искололи мне спину, а душа наполнилась счастьем, которое ты, я знаю, дал бы мне. Но если уж я не могу отдаться тебе обычным способом, как рассчитывала, мне хочется, чтобы ты познал меня так глубоко, как это могут позволить слова, так, как если бы ты овладел мною – прямо сейчас. Моя откровенность не шокирует тебя?

– Нет. Но не перегибай палку, иначе все произойдет на этой же скамейке!

– Э нет, дорогой, обойдемся без излишнего пыла: вокруг люди, и мы разговариваем о погоде. Скажи-ка, твоя штуковина не торчит?

– Неужели заметно?

– Нет, но если это так, скорее думай о метелях и айсбергах – Брайан говорит, что это помогает, – потому что нашего всадника пора снимать с пони.

Они сходили в балаган, где играли на призы; потом миссис Смит решила рискнуть, и они отправились-таки в комнату смеха, где Морин обещала придерживать юбку, как это делают, переходя грязную улицу. Вуди был в восторге, особенно ему понравились Зеркальный зал и Кристальный лабиринт. Наблюдая за девушками, шедшими впереди, Морин старалась избегать воздушных потоков и крепко придерживала юбку.

Наконец Вуди устал так, что, когда Лазарус взял его на руки, мгновенно заснул, едва прикоснувшись головой к его плечу. Они направились к выходу, где их подкарауливал последний воздушный поток. Миссис Смит шла впереди. Дойдя до злополучного места, она повернулась, как будто хотела что-то сказать, – и ее юбка взлетела высоко вверх. Она не завизжала, а просто прижала ее к ногам – опоздав на долю секунды.

– Ну как, сэр? – спросила она, выйдя на улицу.

– Того же цвета, но только кудрявые.

– Верно. Сверху прямые, но внизу кудрявые. Теперь ты знаешь.

– Ты сделала это для меня?

– Конечно. Вудро спит, и голова его повернута в другую сторону. Разве что кто-нибудь из посторонних заметил, но едва ли. Да если и так – что сможет он сделать? Напишет письмо моему мужу? Меня здесь никто не знает. И я закрыла глаза и воспользовалась возможностью.

– Морин, ты продолжаешь удивлять и восхищать меня.

– Благодарю вас, сэр.

– У тебя дивные члены.

– Ноги, Теодор, Брайан тоже так считает, но я не знаток женских ножек. Но когда он говорит мне об этом, то пользуется словом «ноги». Конечности, члены – все это слова официальные. Так он считает.

– Чем больше я узнаю о капитане, тем больше он мне нравится. У тебя великолепные ноги. И зеленые подвязки.

– Да, зеленые. Маленькой девочкой я носила в волосах зеленую ленту. Теперь я для этого слишком стара, но когда появляется возможность показать кудряшки, надеваю зеленые подвязки. У меня их не одна пара, и все дарит Брайан – иногда с неприличными надписями.

– И какими же?

– Ушки на макушке, Теодор. Давай уложим Вудро на заднее сиденье.