Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

Я просмотрел все материалы, в том числе альбом со снимками детей в процессе взросления, и сказал: «Весьма интересно», – затем поднялся, чтобы уйти.

Тут этот прыщ телепортировался между мной и выходом из палатки. «Господин, – поспешно сказал он, – добрый и благородный сэр… как насчет двенадцати тысяч?»

И тогда, Минерва, мои инстинкты торговца взяли верх. «Тысяча», – говорю, а зачем – не знаю. Впрочем, нет, знаю. У девчонки все тело было в шрамах от этого пояса Торквемады. И мне захотелось досадить этому торговцу плотью.

Он поежился и поглядел на меня так, словно собирался родить битую пивную бутылку. «Вы шутите, сэр. Одиннадцать тысяч „благословений“ – и дети ваши, а я даже собственные расходы не оправдаю!»

«Пятнадцать сотен», – отрезал я. Деньги у меня были, тратить их было негде, и я решил, что могу ухлопать их на то, чтобы девочку вновь не запихнули в этот чертов кошмар.

Он застонал. «Будь они моими собственными детьми, я бы подарил их вам. Я люблю этих смышленых ребят, как родных, и не хотел бы для них ничего лучшего, чем благородный и добрый хозяин, постигший науки и способный оценить чудо их рождения. Но епископ велит повесить меня, а потом снять с виселицы живьем, чтобы волочить меня по улице за мой причиндал, пока я не умру. Десять тысяч – со всеми свидетельствами и доказательствами. Ради их блага готов на потери – и лишь из уважения к вам».

Я поднял цену до сорока пяти сотен, он спустил до семи тысяч, тут мы и застряли: мне следовало приберечь кое-что для прощального побора, он же как будто добрался до точки, ниже которой не мог опуститься, не рискуя прогневать епископа – если такой действительно существовал…

Он отвернулся, чтобы стало ясно: с торгом покончено и с лестью тоже – и резким тоном приказал девушке забираться в свою стальную сбрую.

Я достал кошелек. Минерва, ты знаешь, что такое деньги, раз управляешь финансовой политикой правительства. Но ты, возможно, не в курсе, что на иных наличность действует, как на кота валерьянка. Я отсчитал сорок пять сотен большими красно-золотыми бумажками прямо под носом у этого негодяя и остановился. Он весь взмок и судорожно сглотнул, но ухитрился качнуть головой – на десятую долю дюйма.

Я не торопясь стал отсчитывать дальше, и, дойдя до пяти тысяч, остановился и начал быстро засовывать их в кошелек.

Он жестом остановил меня, и я понял, что приобрел первых и единственных в своей жизни рабов. Тогда он расслабился – с какой-то отрешенностью, – но потребовал компенсации за документы. Мне они были не нужны, но я все-таки предложил ему две с половиной сотни за весь комплект… Он взял и снова принялся упрятывать девочку в железо.

Я остановил его и сказал: «Покажи мне, как работает эта штука».

Как она работает, я знал: в цилиндровом замке с десятью буквами каждый раз можно устанавливать новую комбинацию. Установить ее, сунуть оба конца пояса в стальной цилиндрик и вновь раскрутить кольца – он будет закрыт, пока не наберешь нужную комбинацию из десяти букв. Дорогой замок и пояс из хорошей стали – ножовкой не взять. Эта деталь тоже подтверждала его историю: хотя на шарике этом девственницы ценились, опытная одалиска стоила бы примерно столько же. А эта девица в любом случае для гарема не предназначалась. Поэтому дорогой пояс использовался явно с какой-то особой целью.

Повернувшись спиной к рабам, он показал мне свою комбинацию: Э, С, Т, Р, Е, Л, Л, И, Т, А, – похоже, он страшно гордился тем, что придумал такую хитрую комбинацию, которую легко запомнить.

Я для вида покопался, потом как бы что-то сообразил и открыл замок. Он уже собрался вновь напялить его на девочку и отправить нас восвояси, но я сказал: «Минутку, я хочу убедиться, что смогу запереть его. Надень, а я попробую запереть».

Он не захотел надевать, но я заупрямился и сказал, что он хочет меня одурачить – поставить в такое положение, что я вынужден буду послать за ним, чтобы отпереть свою собственность, и заплатить за это бешеные деньги. Я потребовал свои деньги назад и начал рвать договор о продаже. Он сдался и надел пояс. Ему с трудом удалось стянуть его на животе – все-таки он был пошире девицы. Я сказал: «А теперь повтори по буквам» – и склонился над замком. Он сказал: «ЭСТРЕЛЛИТА», я набрал: ГАД И СВИНЬЯ, а потом потуже свел концы пояса и раскрутил диски.

«Хорошо, – сказал я. – Получилось. Теперь повтори снова». Он повторил, и я аккуратно набрал: ЭСТРЕЛЛИТА. Замок, естественно, не открылся. Я предположил, что в первый раз он продиктовал мне имя с одним «Л» и двумя «Т». Новый вариант оказался тоже безрезультатным.

Он разыскал зеркало и попробовал открыть сам. Без успеха. Я сказал, что, вероятно, замок заклинило, велел ему втянуть живот, и мы стали дергать пояс. К этому времени он весь взмок.