Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

Минерва, Дора была единственной женщиной, которую я любил до самозабвения. Я знаю, что не сумею объяснить почему. Я не любил ее так, когда женился на ней; тогда у Доры еще не было времени показать мне, какой может быть истинная любовь. О, конечно, я полюбил ее сразу, но то была любовь дряхлеющего отца к любимому ребенку или нечто подобное чувству, которое можно испытывать к любимому домашнему животному.

Я женился на ней не из-за безумной любви, а просто потому, что восхитительное дитя, которое подарило мне столько радостных часов, страстно хотело иметь… моего ребенка. И это был единственный способ подарить ей то, что она хотела, и потешить свое самолюбие. Поэтому я почти хладнокровно рассчитал цену и решил, что я вполне могу дать ей то, чего она хочет: ведь она была эфемером. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, от силы восемьдесят лет — и она умрет. Можно пожертвовать такой малостью, чтобы сделать прискорбно короткую жизнь моей приемной дочери счастливой, — так я думал тогда. Это немного, и я могу себе это позволить. А значит — быть посему.

Остальное попросту следовало из того, что я не признаю полумер, — продвигаясь к цели, следует идти на все. Я рассказал тебе о некоторых из возможностей; вероятно, я не упомянул, что подумывал на время жизни Доры остаться капитаном «Энди Джи», а Заккур Бриггс мог бы заняться земными делами или выкупить свою долю, если это его не устроило бы. Но если для меня восемьдесят лет в космическом корабле — пустяк, то для Доры это целая жизнь, и она могла бы не согласиться. К тому же корабль отнюдь не идеальное место для воспитания детей. А что с ними делать потом, когда вырастут? Высаживать на первых попавшихся планетах, когда они не знают ничего, кроме корабельного распорядка? Это не дело.

И я решил, что мужу эфемерки следует самому стать эфемером — насколько это возможно. И следствия такого решения привели нас в Счастливую долину.

Счастливая долина — самая счастливая во всех моих жизнях. И чем больше я жил с Дорой, тем больше любил ее. Своей любовью она учила меня любить, и я учился — правда медленно, ибо не был прилежным учеником. Я увяз в своих привычках и не имел ее природного дара. Но я учился. И понял, что наивысшее благо состоит в том, чтобы подарить другому человеку покой, тепло и счастье, и тебе повезло, если у тебя есть такая возможность.

И наивысшая печаль — она была там же. Чем глубже познавал я любовь, проживая день за днем вместе с Дорой, и чем счастливее становился, тем больше ныло сердце при мысли о том, что недолгое блаженство скоро закончится. А когда ему действительно настал конец, я прожил холостяком почти целый век. А потом женился, потому что Дора научила меня примиряться со смертью. Она тоже знала, что короткая ее жизнь неминуемо закончится смертью… знала, как и я. Но учила меня жить сегодняшним днем, не оставлять ничего на завтра… и я учился, пока не преодолел скорбь приговоренного к жизни.

Мы удивительно хорошо жили с ней! Работали до упаду, поскольку дел всегда хватало, и наслаждались каждой минутой. Но никогда не искали в жизни только удовольствий. Иногда, пробегая через кухню, я хлопал Дору пониже спины и гладил ее грудь, а она быстро улыбалась в ответ; иногда мы целый час бездельничали на крыше, глядя, как заходит солнце, как встают луны, зажигаются звезды, и не пренебрегая при этом «эросом», — и жизнь наша становилась прекраснее.

Наверное, ты думаешь, что в течение многих лет секс был единственным нашим активным развлечением. Да, это занятие всегда было у нас на первом месте, потому что Дора в семьдесят лет оставалась такой же пылкой, как и в семнадцать. Обычно я здорово уставал, чтобы сесть за шахматы, хотя и сделал набор фигурок и доску. Других игр мы не имели, да и некогда было играть; всегда были очень заняты. Мы развлекались иначе: часто один из нас читал вслух, а другой вязал, или готовил, или занимался другим делом. Или пели хором, кидая в такт зерно или навоз.

Мы работали вместе, когда это было возможно; разделение труда обусловливалось лишь естественной необходимостью. Я не могу выносить младенца или выкормить его грудью, но нянька из меня великолепная. Кое-чего Дора просто не могла делать, потому что сил не хватало, особенно на последних месяцах беременности. Она готовила лучше меня (я совершенствовался несколько столетий, но так и не достиг такого мастерства). И при этом ухаживала за младенцем и приглядывала за младшими, теми, кто был еще слишком мал, чтобы помогать мне в поле. Но я тоже готовил, обычно это был завтрак, пока она возилась с детьми, а она помогала мне работать на ферме и в особенности в саду. Дора ничего не знала о фермерском деле, но она училась.

Не умела она и строить, но и тут выучилась кое-чему. Я большей частью работал на высоте, а она лепила сырцовые кирпичи, всякий раз безошибочно добавляя необходимое количество соломы. Сырец не слишком хорош для этого климата, здесь слишком часто бывают дожди, и нередко наша стена оплывала от внезапного дождя раньше, чем я успевал навести крышу.