Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

— Ты не подумал, откуда я знаю это место? Видишь ли, я уже там бывала — и с той же самой целью. И весь фокус в том, что разбойник, который спит на заднем сиденье, был зачат именно там, в том самом месте, куда я тебя привела.

Лазарус на секунду задумался, затем захохотал во все горло.

— Ты уверена?

— Абсолютно уверена, сэр. Это было футах в десяти от того места, где мы остановились. Под большим черным каштаном. И на сей раз я хотела расположиться именно там. Я сентиментальна, Теодор, мне хотелось, чтобы ты взял меня там, где я зачала своего любимого ребенка. И именно этот чертенок помешал мне! А я уже пылала от одной мысли, что буду с тобой на этом же самом месте.

Лазарус надолго задумался и все же решил осведомиться:

— А кто же был он, Морин?

— Кто? О! Но я сама напросилась на этот вопрос, поэтому не буду возмущаться. Теодор, я, конечно, распутница, но не настолько. Это был мой муж, дорогой. И все мои дети рождены от него. Ты знаешь Брайана лишь как офицера, но на свободе мой муж любит поразвлечься, поэтому я никогда не надеваю трусы, когда еду с ним куда-нибудь.

Это было восемнадцатого февраля, в воскресенье — я никогда не забуду этой даты. Тогда я держала служанку — Нэнси была еще слишком мала, чтобы справиться с младшими. Брайан путешествовал, и я должна была находиться в полной боевой готовности всякий раз, когда он наезжал в город. Тогда он как раз купил свой первый автомобиль.

Тот воскресный день был по-весеннему ясным, и Брайан решил покатать меня на машине. Одну меня. Он установил незыблемое правило: в те дни, когда на автомобиле катаются папа с мамой, все семейство должно сидеть дома. Неплохое правило для такой огромной семьи. И мы отправились в это очаровательное местечко, где так хорошо даже зимой. Земля уже просохла. Мы сели, обнялись, он положил мне руку туда, где только что была твоя, и велел мне раздеваться.

— Это в феврале-то?

— Я не возражала. Было градусов пятнадцать, ветра не было — но я повиновалась бы своему мужу и в более холодную погоду. Итак, я подчинилась — и осталась лишь в туфлях и чулках. Наверное, я была похожа на одну из французских открыток, которые мужчины покупают в сигарных лавках. Мне не было холодно, наоборот, я вся горела, а Брайан всячески поощрял меня. Он положил подушку на заднем сиденье — на этом самом месте — и положил на нее одеяло. И взял меня. Тогда-то я и обзавелась Вудро. Это точно, потому что Брайан приехал домой лишь на один день, и это был единственный раз. Довольно необычно, как правило, мы не скупимся в любви, нам нравится это занятие. — Она усмехнулась. — Когда я убедилась, что беременна, Брайан принялся дразнить меня: кто бы это мог быть? Мороженщик? Молочник? Почтальон? А может быть, рассыльный от бакалейщика? Я отвечала, что не знаю, кто именно, поскольку причастны все, но вообще-то, первым был дровосек, и это случилось прямо в лесу. Теперь сюда, дорогой мой. Я на минутку.

Они вышли из машины все вместе, потому что Вуди проснулся. Правда, Лазарус сильно сомневался, что он спал, но, все обдумав, решил, что Морин была весьма осторожна в словах и жестах. Лазарус купил мальчишке рожок с мороженым, чтобы тот молчал, и усадил его возле фонтана, а сам передвинулся на другой край скамейки, прислушиваясь к телефонному разговору; он хотел знать, в чем заключается ложь, которой ему придется подыгрывать.

— Кэролл? Это мама, дорогая. Ты уже пересчитала зверят? Можешь не беспокоиться: негодник спрятался на заднем сиденье. Мы узнали об этом только что и еще не добрались до Электрического парка… Да, дорогая, мы едем в Электропарк, и мне очень весело. Хочется, чтобы Вудро не испортил нам вечер… Раньше, чем мне хотелось. Если Вудро уснет пораньше, я досыта накатаюсь и выиграю наконец куколку Кьюпи в одной из будок. Да! Когда уложишь Мэри, сделай мальчишкам тянучки… Нет, не тянучки — надо экономить сахар… Сделай им воздушную кукурузу и скажи, что мне жаль, что им пришлось поволноваться. А вы, старшие, можете дождаться нас, чтобы попрощаться с дядей Тедом. Спокойной ночи, дорогая!

Морин с улыбкой поблагодарила аптекаря, взяла Вуди за руку и неторопливо вышла. Едва Лазарус тронул машину с места, она взяла его за правую руку и вновь приложила к своему теплому бедру.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался он, поглаживая шелковистую кожу.

— Ничего. Они, забыв обо всем, резались во флинч и хватились его только тогда, когда настало время ложиться спать, буквально за несколько минут до того, как я позвонила. Они встревожились, но не слишком; чертенок, случалось, уже прятался от них. Теодор, ты не рассчитывал, что придется ехать в Электропарк. Можешь ты пожертвовать своей гордостью и позволить мне поучаствовать в твоих тратах?

— Обязательно — если бы нуждался в этом. Глупая гордость — не мое качество. У меня с собой достаточно денег, и, если они кончатся, я скажу тебе. — (Любимая моя, я часто учил оптимистов не ставить на неполный «стрит», и мне бы хотелось каждый заработанный у них цент потратить на изумруды, чтобы украсить ими твою дивную кожу. Увы, твоя гордость делает это невозможным.)