Доставка

Оказаться в изоляторе, все равно, что оказаться в тюрьме. Вообще-то это и есть тюрьма, менее охраняемая и без четких и соответствующих предписаний и наказаний. Люди находятся здесь Бог знает за что, и черт знает на как долго. Некоторых просто ловят на границе и депортируют в их страны для репатриации, не спрашивая, по какой причине они оказались в стране. Здесь свое собственное государство, буквально чистилище, без окон и дверей, и без надежды на будущее. Что за страшное чувство, считаться незаконным на кусочке божией земли, на которой вам пришлось оказаться. 

Я действую довольно убедительно, регистрируя себя как социального работника. У меня даже есть удостоверение личности, чтобы доказать это. На мне шелковая блузка и деловые-приделовые очки. Я даже надела юбку. Единственное, что не может успокоится, это маленький шарик надежды, прыгающий у меня в груди, который прихорашивается, кусает ногти и желает полного воссоединения. Этот шар надежды ─ слеп. Он женат. А ты и Дейл, ну ты и Дейл просто существуете.

Я говорю этому шарику надежды заткнуться и окатываю его ведром полным реальности. Прекращай глупо себя вести и воспользуйся своим положением.

Войдя, я сразу вижу Мози. Он ждет меня за столом и делает зарисовки ─ парень всегда что-то создает. Он поднимает голову и видит меня, и я машу ему как нормальный человек. Каждая клеточка моего тела гудит  и пульсирует в предвкушении чего-то. Возможно, это частички аннигиляции (полного уничтожения) и я исчезну, как Капитан Кирк, прямо из данной организации и закончу свои дни на какой-нибудь сумасшедшей планете из пенополистирола, среди блестящих и горячих камней и инопланетных девочек амазонок. Потому что даже это, не было бы более невероятно, чем происходящие. Прошло три года, а мое сердце болит, словно все было только вчера.   

Мози подходит ближе и притягивает меня в свои объятия. Я так люблю его объятья, хочу жить и умереть окутанная ими. Хочу стать частью этих объятий и больше никогда и ничего не делать. Он по-прежнему пахнет кедром и мускусом, лесом и красками. Его волосы больше не такие длинные и лишь спадают на его глаза, делая его невероятно сексуальным. Теперь он больше похож на зрелого мужчину,  даже стал больше и сильнее, или это просто шарик надежды слишком переволновался. Объятия затянулись, но я не хочу их разрывать. Затем я вспоминаю, что он муж и отец и быстро отступаю от него.

─ Привет Лана. Прекрасно выглядишь. Так рад снова увидеть тебя.

─ Я тоже рада увидеть тебя Мо. Ты выглядишь старше. В хорошем смысле! ─ быстро добавляю я, иногда я бываю такой идиоткой. Напомнить ему о разнице в возрасте. Заметано. Сделано.

─ Прости, что заставил тебя притащиться сюда. У меня больше никого нет. Я мог бы позвонить Лексу, но я не хотел пугать его.

─ А что насчет твоей жены? У нее нет гражданства?

─ Ах, да. Мы расстались. И да, у нее не было гражданства. Но у моего сына есть ─ так что, это хорошо, но едва позволяет мне видеть его.

Нет жены. Нет жены.  Нет-жены-нет-жены-нет-жены.

─ Я хотел разобраться со своим дерьмом прежде, чем снова увидеть тебя. Хотел, чтобы у меня была прекрасная работа, и что-нибудь хорошее, что я мог показать тебе. Я не хотел встретиться с тобой вот так. ─ извиняясь, он обводит рукой вокруг нас.

Он до сих пор ищет моего одобрения. До сих пор видит во мне соцработника, которого он хочет задобрить своими достижениями.

─ Мне просто приятно встретиться с тобой, Мози. Ты не должен быть идеальным. Боже, ты знаком с моей сумасшедшей семьей! В любом случае я не верю в совершенство. Ты уже говорил с адвокатом?

Он проводит рукой по волосам, и я вижу, что он по-прежнему носит серебряное кольцо. Браслетов больше нет, как и шапочки. Но возможно здесь такой дресс-код и его стиль не изменился. 

─ Да уж. Это, скорее всего, проигрышное дело. Похоже, что меня депортируют, как только пройдет процесс. Они уже не в первый раз пытаются, Лана и у меня несколько правонарушений. Все картины взаимосвязаны, но они настаивают на их нравственной распущенности. Ты знала, что когда добавляешь политические нотки в свое публичное творчество, они могут привлечь тебя по обвинению в терроризме.

─ Это самое нелепое, что я когда-либо слышала, ─ говорю я присаживаясь на стол. Это граффити, а не Аль Кайда.

─ Да, но в последнее время они стали строго наказывать. Это не Pathways, где мы каждый раз меняли мир своей живописью. Помнишь? ─ спрашивает он и его лицо озаряется улыбкой.

О, да, я помню. Дело всей моей жизни было брошено в руки публичного голосования. И я помню, как находилась под вашим пристальным вниманием, под вниманием Мози и чувствовала себя так же как сейчас ─ разгоряченной и нервной, и такой по сумасшедшему увлеченной им. Думаю, это не изменилось.

─ И это все? Нет апелляции? Ты просто вернешься в Мексику? Сколько тебе было, когда ты уехал из страны? У тебя хотя бы есть там хоть какие-нибудь знакомые?

Мози обдумывает мои вопросы и кивает головой, почесывая лоб.