Достигнуть границ

— Не получилось, — кивнул Алексей Белов, а это был именно он, и добавил. — Василий Алексеевич сумел потопить разведчика, а еще из воды выловили Карла Ханса Вахтмейстера. Он-то про планы все и рассказал, прежде, чем к Андрею Ивановичу Ушакову попал. Очень потом Андрей Иванович обижался, все пенял Василию Алексеевичу, мол, тот работы и службы хочет его лишить, такие дела делая, — говоря то, что уже было многим известно, Алексей не добавил, что потопить шведский фрегат удалось только когда Вахтмейстер думал, что совладал с практически необученной командой и «Стремительный» уже медленно погружался на дно. Оставив пальбу, шведы решили взять корабль на абордаж, дабы чем-нибудь поживиться, но, когда они подошли ближе, их ждал весьма неприятный сюрприз от, казалось бы, уже поверженного корабля. А Вахтмейстера выловили из воды уже в шлюпке, на которой спасался выживший экипаж «Стремительного». Их подобрала вскоре «Елизавета», успевшая вернуться, чтобы оказать помощь, передав все, что было нужно в Кронштадт. Не рассказал он и о том, как буквально остолбенел от ужаса, когда рядом с мостиком упало ядро и его однокашнику Вовке Троицкому оторвало этим ядром голову. Было столько крови… Он сумел взять себя в руки только после увесистой оплеухи, которую ему отвесил Мятлев, что-то яростно крича при этом. В себя-то он пришел и даже сумел не впадать больше в ступор при виде смерти, в тот день ходившей за ним по пятам, но вот уже которую ночь просыпался в холодном поту, видя постоянно одну и ту же картину — гибель Троицкого. Ничего этого Белов не рассказал, тому, кому надо, и так знают, а остальным и не стоит знать.

В это время Кузин поднялся со своего места и негромко проговорил:

— Я сейчас узнаю. Обождите пока здесь, — и решительно направился к входу в кабинет. Вышел он меньше, чем через минуту и кивнул на дверь. — Заходите. Все. Гардемарин Белов, тебя это тоже касается.

Когда четверо моряков, принесшие, судя по всему, не слишком приятные новости потянулись к кабинету, Долгорукий ухмыльнувшись спросил Митьку, который смотрел как входит последним, выглядевший чрезвычайно взволнованным, Белов, скрестив руки на груди и нахмурившись.

— Я так понимаю, мне снова можно идти домой? — в его голосе помимо воли прозвучала ирония. А ведь те сведенья, кои он привез, тоже были важными, но нет, его как бродячую собаку за порог не пускали.

— Нет, — ровно ответил Кузин, все еще глядя на дверь. — Скоро придет граф Шереметьев. Государь велел звать вас обоих разом.

— О, Боже, — Иван даже глаза закатил. — Вот только с ним мне к государю и не хватало попасть.

— Так государь Петр Алексеевич распорядился. Но ты, Иван Алексеевич, можешь попробовать оспорить его приказ, — усмехнулся Кузин и прошел за свой стол.

— Нет уж, не горю желанием испытывать терпение государя. А вот ему, кажется, вполне даже по нраву испытывать мое, — пробурчал Долгорукий, устраиваясь в кресле поудобнее, потому как понятия не имел, сколько ему еще нужно будет ждать.

Как оказалось, ждать пришлось совсем не так уж и долго, во всяком случае, графа Шереметьева, который вошел в приемную буквально через пять минут.

— Как же я надеялся, что ты сбежал от Наташки, оставив ее с дитем в моем доме, и подавшись на поиски всего того, что было тебе так дорого когда-то, — Петька рухнул в то самое кресло, в котором совсем недавно сидел Белов.

— Не дождешься, — парировал Иван, разглядывая свою руку, огрубевшую от тяжелой работы, и дорогой обручальный перстень, единственную дорогую вещь, которая у него осталась. Этот перстень стоил целое состояние, но Долгорукий все никак не решался его продать, тем более, что… — Я Наталью не брошу, и не надейся, даже, если ты нас из дома выгонишь, найдем, где остановиться.

— Ты же ей жизнь испортил, сволочь, — Петька поморщился. — Уехал бы потихоньку, Наташка бы поплакала с месяцок, да на кого более достойного взгляд бросила. Спасибо хоть в землях тех уберечь сумел, да домой вернул…

— Пожалуйста, — перебил Петьку Иван. — Я же это для тебя специально расстарался, а не потому, что уберечь жену с сыном — это первостепенная моя задача и смысл жизни.

— Ха-ха, я оценил, посмотрим, как государь Петр Алексеевич оценит.

— А что же ты, Петруха, здесь со мной сидишь, а не в кабинет к государю ломишься? — Долгорукий стиснул зубы. Он уже до такой степени за эти дни устал от этих бесконечных упреков, что, ежели бы не Наташа, то действительно сбежал бы уже куда глаза глядят, даже, если бы оставаться в Петькином доме ему приказал бы сам государь Петр Алексеевич.