Достигнуть границ

— Что происходит? — тихо задал я вопрос, но меня, как оказалось услышали.

— О, ваше императорское величество, поздравляю, — из спальни вышла молодая женщина в строгом чепце, которая несла на руках шевелящийся кулек. Он был такой маленький. — Эта наша принцесса, боевая девчушка, родилась первой, опередив своего брата почти на целый час, — проворковала она и вдруг протянула кулек мне. Я вскочил в панике, оглядываясь по сторонам. Как такую кроху вообще можно на руки взять, я же раздавлю ее. — Держите, ваше императорское величество, она же ваша.

— Филиппа… — сумел проскрипеть я, все еще не решаясь взять из рук акушерки кулек.

— О, с ее величеством все хорошо, но она немного устала. Мы приведем ее и дофина в порядок, и вы сможете войти, иначе я боюсь, что меня отравят, если я допущу вас увидеть ее величество в растрепанном виде. — Дофина? И тут до мен дошло, что мы говорим по-французски. Ах да, это же Анжелика… как там ее, не помню. Ее тот акушер, который все бегал с изобретенным им же прибором, тазомером, кажется, притащил в Россию. Совершенно машинально я сделал шаг в сторону спальни и тут мне на руки лег теплый шевелящийся и покряхтывающий кулек. Паника снова накрыла меня с головой. Я совершенно не понимал, что мне делать. — Держите ее крепче, ей не нравится, что ее держат над пропастью. Не бойтесь, вы ее не раздавите, — я последовал дельному в общем-то совету и прижал кулек к груди и только после этого решил посмотреть. Понять на кого было похоже это крохотное нахмуренное личико было невозможно. Время шло, а я продолжал стоять, жадно вглядываясь в крохотные черты, и тут ей похоже надоело, что я ничего не делаю и просто стою столбом, потому что она начала снова ворочаться и кряхтеть, и через минуту сумела вытащить крошечную ручку. Я осторожно поднял указательный палец и дотронулся до кулачка, на котором было видно маленькие ямочки. Ручка тут же раскрылась и цепко ухватила мой палец, а взгляд младенца встретился с моим. И вот тогда я понял, что означает понятие любовь. Совершенно иррациональное, необъяснимое, но, тем не менее, безумно огромное, включающее в себя весь мир. Любовь отца к своему ребенку. И осознание, что все, чего я добился, все, что я делал здесь, нередко рвя жилы, я делал для нее и для ее младшего брата.

— Вы можете войти, государь, — я перевел взгляд на Лерхе. Вот почему я так разволновался — потому что не увидел его в будуаре, и решил, что в спальне понадобилась помощь. Она, скорее всего и понадобилась, но в плане уборки, переодевании Филиппы и моего сына, смены постели и бог знает, чего еще.

Я вошел, неся дочь на руках. Филиппа полусидела на огромной кровати, с таким же кульком на руках, что был и у меня. Несмотря на то, что ее явно вымыли, переодели и расчесали, выглядела она утомленной. Да и к тому же дети явно проявляли беспокойство. Я сел со своей драгоценной ношей рядом с женой, слегка касаясь плечом ее плеча, и поглядывая на нее и на сына.

— Они голодны, — безапелляционно произнес Кондоиди. — Если ваши величества позволят, я передам их высочеств кормилицам, — все правильно, знатные дамы не выкармливали своих детей. Да и Филиппе не хватит молока на двоих.

— Тщательно следи за тем, что они едят, — я пристально посмотрел на него. — Дети еще слишком малы, чтобы жирные колбасы с брагой употреблять.

— Да, государь, я прослежу, — он поклонился. — Вы правы, то, что ест кормилица, то ест и дитя, — и он выскочил из спальни, явно направляясь в смежную комнату, которая в ближайший месяц будет детской. На этом настояла сама Филиппа, которая не хотела терять детей из вида ни на секунду. Эту комнату приготовили уже давно, да и кормилиц Филиппа присмотрела среди прислуги заранее. У меня из рук дочь забрала все та же Анжелика, а когда она вернулась за наследником, то я, прежде чем передать его ей, долго держал сына в руках, пока он не скривил личико и не захныкал.

— Ваше императорское величество, его высочество голоден, — напомнила мне акушерка и я весьма неохотно передал его ей.

— Спасибо тебе, родная, — наклонившись, я поцеловал Филиппу в влажный от пота лоб.

— У меня грудь болит, — внезапно пожаловалась она, поднося руку к перевязанной очень туго груди, чтобы остановить выработку молока.

— Это скоро пройдет, — я еще раз ее поцеловал в лоб и поднялся с кровати.

— Как мы назовем их? — я на секунду задумался, а затем решительно произнес. — Я долго думал над этим вопросом и решил, что будет лучше назвать их в честь по-настоящему сильных личностей. Русью правило немало правителей и некоторые из них изменяли историю в прямом смысле этого слова. Некоторых из них звали одинаково. Я предлагаю назвать их именами тех правителей, среди которых я не встречал слабых личностей: сына — Владимир, дочь — Ольга.

— Красивые имена, мне нравятся, — Филиппа улыбнулась.