Достижения Лютера Транта

Но психолог уже не наблюдал ни за девушкой, ни за своим клиентом. Его глаза были прикованы к лицу Канониго Пеноля, покрытому красными прожилками и багровыми пятнами непреодолимого ужаса.

– Итак, дон Канониго Пеноль, – обратился к нему Трант, – вот как это было? Но, парень, вряд ли ты был настолько влюблен в четырехлетнюю девочку, чтобы девятнадцать лет спустя отправиться ради нее в это долгое и дорогое путешествие. Была ли тогда собственность, которая принадлежала ей, которую вы хотели получить?

Канониго Пеноль услышал вопрос, хотя и не взглянул на своего собеседника. Его глаза, начиная с головы, все еще могли видеть только каменное лицо девушки, которая, таким образом, бессознательно, под руководством психолога, обвинила его в такой манере, которая наполнила его суеверным ужасом. Трепеща, содрогаясь от страха, с трясущимися отвисшими губами и коленями, которые не выдерживали его веса, он соскользнул со стула, пополз и пресмыкался перед ней на полу.

– О, не говори… не говори больше! – взвизгнул он. – Я все расскажу! Я солгал, старый испанец не был беден – он был богат! Но она может получить все! Я отказываюсь от всех претензий! Только позволь мне уйти отсюда… позволь мне оставить ее!

– Сначала мы точно подсчитаем, какой ущерб вы нанесли, – ответил Трант.

– Доктор Пирс, – он сосредоточенно повернулся к своему клиенту, – вы только что услышали правдивую историю событий прошлой среды.

– Вы хотите, чтобы я поверил, что она впустила его… она был здесь и сделала это? -спросил Пирс. – Вы думаете, что все это было реально и… правда!

– Посмотрите в ящик, который она указала, и посмотрите, действительно ли она смогла сохранить бумаги, как она сказала.

Механически и много раз оглядываясь на неотразимое лицо Транта, Пирс подошел к шкафу, наклонился и, выдвинув ящик, отбросил в сторону кучу разбросанных бумаг и поднялся с пачкой рукописей, скрепленных проволочными зажимами. Он уставился на них почти тупо, затем, придя в себя, быстро и с удивлением просмотрел их.

– Они все здесь! – воскликнул он, пораженный. – Они целы и невредимы. Но что… что это за фокус, мистер Трант?

– Подождите! – Трант резким жестом приказал ему замолчать. – Она вот-вот очнется! Инспектор, она не должна застать здесь ни вас, ни этого человека, – и, схватив Пеноля за одну руку, в то время как инспектор схватил за другую, он вытолкнул его из комнаты и закрыл за ними дверь кабинета. Затем он повернулся к девушке, чье более ровное дыхание и ослабление жесткости предупредили его, что она приходит в себя.

Мягко, мирно, как у ребенка, пробуждающегося ото сна, ее глаза открылись и, не зная всего, что за последние полчаса так потрясло тех, кто был в маленьком кабинете, даже не осознавая, что прошло какое-то время, она ответила на первое замечание, которое Трант сделал ей, когда она вошла в комнату:

– Да, действительно, мистер Трант, послеполуденное солнце прекрасно, прекрасно, но мне больше нравятся эти комнаты утром.

– Вы не будете возражать, мисс Пирс, – мягко ответил Трант, не обращая внимания на удивленный вздох Пирса и скрывая его от взгляда девушки своим телом, поскольку он видел, что доктор Пирс не мог сдержать своих эмоций, – если я попрошу вас оставить нас на некоторое время. Мне нужно кое-что обсудить с твоим опекуном.

Она встала и с сияющей улыбкой покинула их.

– Трант! Трант! – воскликнул Пирс.

– Вы поймете лучше, доктор Пирс, – сказал психолог, – если я объясню вам это с самого начала, используя фактор "когтя дьявола", с которого я сам начал это расследование.

– Вы помните, что я подслушал, как Улейм, няня, говорила об этой характеристике мисс Пирс. Вы, как и большинство современных образованных людей, рассматривали это просто как эстетическое пятно – любопытное, но не имеющее особого значения. Я, как психолог, сразу распознал в этом свидетельство, впервые указанное французским ученым Шарко, несколько необычного и своеобразного нервозного характера у вашей подопечной, мисс Айрис.

– Родимое пятно является одним из наиболее важных из нескольких физических свидетельств психических особенностей, которые, по распространенному мнению, отмечали своих обладателей во все века как отличающихся от других людей. В некоторые эпохи и страны таких казнили как ведьм, в других они были обожествлены как святые, их считали пророками, прорицательницами, сивиллами, ясновидящими. В некоторых отношениях их умственная жизнь более острая, чем у большинства людей, в других она иногда более притупленная, и они известны ученым как "истерики".