Достоевский

В 70-е годы возобновились дружеские встречи Анны Васильевны с Достоевским, укрепившиеся в 1879 году, когда оба семейства жили в Старой Руссе.

Писательница, дебютировавшая в «Эпохе» 1864 года, заканчивала свою деятельность в «Северном вестнике» 1887 года, где был напечатан ее последний рассказ. Она работала в то время над своими воспоминаниями об осаде Парижа и коммуне, которые до нас не дошли.

А. В. Корвин-Жаклар скончалась в Париже в 1887 году. Через четыре года, в 1891 году, умерла в Стокгольме первая в мире женщина-профессор и член-корреспондент Академии наук Софья Ковалевская, впервые полюбившая в четырнадцать лет писателя-каторжника.

Глава XII Роман-исповедь

История замысла

Длителен был путь художника к его шедевру. Истоки «Преступления и наказания» восходят к началу 50-х годов. Романист вынашивал свой центральный образ около пятнадцати лет.

Еще 9 октября 1859 года Достоевский писал брату:

«В декабре я начну роман… Не помнишь ли, я тебе говорил про одну исповедь-роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля… Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения… Исповедь окончательно утвердит мое имя».

Рассыпанные в письмах и тетрадях Достоевского намеки указывают, что под «Исповедью» он имел в виду историю Раскольникова.

На каторге среди отверженцев его захватывает новое понимание человеческой личности. Его поражает цельность внутреннего мира и могучий закал воли окружающих его убийц. «Видно было, что этот человек, — описывает Достоевский каторжника Орлова, — мог повелевать собою безгранично, презирал всякие муки и наказания и не боялся ничего на свете. В нем мы видели одну бесконечную энергию».

Так ставится впервые остродискуссионная проблема о праве на преступление как тема философская и этическая. Возникает образ современного титана-индивидуалиста, героя-аморалиста, разрешающего себе «кровь по совести». Уверенно развивается замысел, записанный позднее:

«В его образе выражается в романе мысль непомерной гордости, высокомерия и презрения к этому обществу… Он хочет властвовать и не знает никаких средств. Поскорей взять власть и разбогатеть. Идея убийства и пришла ему готовая».

Этот вариант главного замысла «Преступления и наказания» разъясняется и утверждается, как почти всегда у Достоевского, одним из центральных образов Пушкина. В черновых тетрадях Достоевского имеется драгоценная запись:

«Алеко убил. Сознание, что он сам не достоин своего идеала, который мучает его душу. Вот преступление и наказание».

Запись сделана в 60-е годы. Но она восходит, видимо, к семипалатинскому периоду, когда Достоевский выписал в Сибирь новое — анненковское — издание Пушкина и перечитывал его поэмы.

Итак, убийство и отверженность Алеко — вот один из главных первоисточников кровопролития и одиночества Раскольникова.

«Цыганы» — самая вольнолюбивая из поэм Пушкина. Здесь с особенной силой звучит его протест против порабощающего уклада современного деспотического государства, построенного на неразрывной спайке «денег» и «цепей». Его герой задыхается в «неволе душных городов» и бежит из их оград к отверженцам современной цивилизации.

Но сам протестант подрывает свой подвиг безмерным самообожествлением, всеобъемлющим культом своей личной воли, признавая за собой права на высший суд над людьми. Этот хищный индивидуализм резко осужден поэтом в простых словах отца убитой Земфиры:

Оставь нас, гордый человек.
Мы дики: нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним —
Не нужно крови нам и стонов —
Но жить с убийцей не хотим…

Необъятный освободительный и бунтарский замысел приводит пушкинского героя к полному моральному крушению в акте мести, беспощадности, убийства. Он оказался неизмеримо ниже своего безмерного идеала свободы и справедливости. Вот, по Достоевскому, сущность трагедии грехов и возмездия, поразившая и его Раскольникова.

В последующие годы первоначальный план «Преступления и наказания» не переставал обогащаться новыми чтениями и впечатлениями.

Приготовляя материал для первых книжек своего журнала «Время» и стремясь усилить интерес к будущему изданию увлекательными отчетами о знаменитых преступлениях, Достоевский в конце 1860 года перечитывал сборники уголовных дел Франции. Внимание его привлекла статья «Процесс Ласенера». Вскоре во второй книжке «Времени» за 1861 год появилось обстоятельное изложение этой громкой судебной драмы.