Его излюбленный прием — встречи всех героев — приобретает здесь новый размах. Съезд в скиту всех Карамазовых для полюбовного разрешения домашней распри вскоре превращается в неслыханный скандал — сначала в келье старца, а затем и в трапезной игумена. Ссора Федора Павловича с Дмитрием, вызов на дуэль, оскорбление монахов — все это накаляет атмосферу собрания до предела. Но в этот момент наступает внезапный перелом. Старец Зосима опускается перед Дмитрием на колени и отвешивает ему земной поклон за будущие страдания. Это переход ссоры в драму. Такой экспозицией начинается роман.
Аналогичные «сборища» регулируют и его центральные главы: таков кутеж в Мокром. Вот что этому предшествовало в судьбах героев.
Страстно влюбившийся в Грушеньку Дмитрий готов жениться на ней и ведет отчаянную борьбу с отцом, который посулил красавице три тысячи за единственную встречу с ним.
«А вдруг Грушенька придет? — спрашивает Митю Алеша. — Ворвусь и помешаю. — А если… — А коль если, так убью. — Кого убьешь? — Старика. Ее не убью. — Брат, что ты говоришь!..»
Но Митя ни перед кем не скрывает своей ненависти к отцу. Все в ужасе чувствуют, что в уездном затишье готовится преступление.
Непредвиденное обстоятельство видоизменяет ситуацию. Грушенька получила весточку, что к ней едет ее «прежний и бесопорный» офицер Муссялович, «обидчик ее», которого она не переставала обожать. И «полетела Грушенька в новую жизнь». Но туда же — в подгородный трактир-притон — понесся за ней и отчаявшийся Митенька, уже готовый на самоубийство.
Его приняли в компанию. Игра в банк с разоблачением заезжих шулеров, оскорбление Грушеньки Муссяловичем, изгнание панов, оргия-пир на весь мир: цинические песни, цимбалы, пьянство, пляски. Из этого разгула и чада поднимается и звенит чистой и упоительной песнью признание Грушеньки в ее любви к Мите. Жизнь переламывается надвое. Откуда-то брезжит герою его нравственное возрождение. Но в этот момент просветления и духовного взлета наступает катастрофический срыв:
«— Господин отставной поручик Карамазов… вы обвиняетесь в убийстве отца вашего Федора Павловича Карамазова, происшедшем в эту ночь…»
Возникшая было новая жизнь Митеньки обрывается беспощадным вмешательством власти: перед ним товарищ прокурора, судебный следователь, исправник, становой. Предъявляется тяжелое обвинение. Во всем доме вместо песен и пьяного гама внезапно воцаряется мертвая тишина.
Убийство старика Карамазова вскрывает трагизм судьбы и его второго сына, Ивана. Этот блестящий ум, озаривший своей творческой мыслью страшные потемки семейной драмы и мировой неурядицы, вовлечен в грязь и кровь отвратительного преступления и низвергается с вершин своего высокого мышления в безумие и смерть. Трагический разлад гениального сознания, расколотого преступным замыслом, приводит к гибели героя.
Это искупление за непоправимую ошибку. Он соблазнил своего младшего брата лакея Смердякова анархическим лозунгом «все позволено». Отпрыск несчастной идиотки Лизаветы Смердящей, этот моральный монстр и духовный труп, циничный западник и враг России, становится отцеубийцей.
Ответственность за свое преступление он всецело перелагает на Ивана, обвиняя его в интеллектуальном убийстве их отца: «Главный убивец во всем здесь единый вы-с, а я только самый не главный, хоть это я и убил». Но, осужденный своим наставником, Смердяков накануне суда над братом Дмитрием вешается.
Сходка главных героев для окончательной катастрофы оформляется под конец романа новым смелым ходом. Это, как в хоре, tutti, то есть все голоса. На суде встречаются три брата, обе соперницы, штабс-капитан Снегирев, Ракитин, камердинер Григорий, трактирщик Трифон Борисович, собутыльники Мити по кутежу в Мокром; присутствуют также знаменитые юристы, старики-сановники, разряженные дамы, столичные журналисты, жители города, мужички-присяжные. Конклав поистине невиданный. За процессом следит вся Россия. Обычной шумной домашней свалке здесь соответствует планомерное следствие, чинные прения и блестящая полемика сторон.
Но уже допрос свидетелей прерывается «внезапной катастрофой» (как названа поворотная глава этой судебной хроники). Иван заявляет во всеуслышание, что старика убил Смердяков, «а я его научил убить». Свидетеля выносят из зала в припадке буйного помешательства. Потрясенная Катерина Ивановна, вообразившая, что любимый ею Иван погубил себя своим показанием, решает спасти его, пожертвовав Дмитрием. Она предъявляет суду письмо обвиняемого, стремясь изобличить его в отцеубийстве. Это выступление обезумевшей женщины выливается в обличительную речь исключительной силы, прозвучавшую подлинным обвинением подсудимому. «Митя! погубила тебя твоя змея!» — кричит через весь зал, сотрясаясь от злобы, Грушенька. Катерину Ивановну выносят в истерике.
Приговором присяжных Митя приговорен к двадцатилетней каторге. Но он уже захвачен неведомым светлым чувством — в его душе зарождается новый человек.