Достоевский. Его жизнь и литературная деятельность

Можно удивляться, как он с первых же шагов на этом новом, почти незнакомом для него поприще начинает метаться из стороны в сторону, подчиняясь внушениям своей нетерпеливой, ни на йоту не выдержанной натуры. Различные проекты ежеминутно возникают в его голове, на первых порах представляются, конечно, блестящими и увлекательными, но проходит немного времени, встречаются неминуемые жизненные затруднения, и Достоевский охладевал к своим проектам так же быстро, как быстро и воспалялся. Сначала он хочет заняться преимущественно переводами и очень энергично приглашает к сотрудничеству брата Михаила. Неоконченный в русском переводе роман «Матильда» прежде всего привлекает его внимание. Надо докончить этот перевод, надо издать роман. От этого проекта Достоевский в восторге. «Роман, – пишет он брату, – раскупится; Никитенко предсказывает успех. Притом любопытство уже возбуждено. 300 экземпляров окупают все издержки печати. Пусти весь роман в 8-ми томах по целковому – у нас барыша семь тысяч. Пиши, не медля, хочешь или нет»… Следует проект о переводе Шиллера и новые страстные изложения этого проекта в письмах к брату, но, конечно, ни «Матильда», ни «Шиллер» на свет не появились. Но в это же время идет и первая самостоятельная работа: Достоевский сидит за первым своим романом «Бедные люди», начатом еще в инженерном училище. Кроме «Братьев Карамазовых», это единственное произведение, за которым Достоевский посидел и не раз переделывал. «Кончил я его, – пишет он к брату в 1845 году, – совершенно чуть ли еще не в ноябре месяце, но в декабре вздумал весь переделать; переделал и переписал, но в феврале начал опять обчищать, обглаживать, вставлять и выпускать. Около половины марта я был готов и доволен». Достоевский хотел не торопиться. «Я, – пишет он, – дал клятву, что коль и до зарезу доходить будет, крепиться и не писать наскоро, на заказ. Заказ задавит, загубит все. Я хочу, чтобы произведение мое было отчетливо, хорошо. Взгляни на Пушкина, на Гоголя. Написали немного, а оба ждут монументов. И теперь Гоголь берет на печатный лист 1000 рублей серебром, а Пушкин продавал один стих по червонцу». Романом своим Федор Михайлович «серьезно доволен», но его берут сомнения: где удастся поместить? Хочется в «Отечественных записках», но там «груда рукописей, не прочтут, пожалуй». Но зато, если удастся, «литературная будущность, жизнь – все обеспечено». Несмотря, однако, на то, что «роман – вещь строгая и серьезная», Достоевским вдруг овладевают сомнения: «а вдруг не примут?» «Не пристрою романа, – пишет он, – так, может быть, и в Неву… Что же делать? Я уж думал обо всем! Я не перенесу смерти моей idée fixe».

Все, однако, устроилось лучше, чем мог ожидать Достоевский…