Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади

Сохранились и еще две недатированные записки Е. Н. Гейден к Достоевскому, в которых графиня оговаривает дни посещения ею дома на Кузнечном. «Добрейший Федор Михайлович, я положительно скучаю от запрещения Вашего приехать к Вам до будущей недели, — пишет она в одной из них, возможно в первые дни после возвращения семейства Достоевских из Старой Руссы. — Что мне устройство квартиры? Мне хочется Вас видеть и послушать». И настойчиво просит позволения приехать «сегодня в 3 часа»^[57]. «Во вторник на будущей неделе, — пишет графиня в другой записке, — хотела бы постучаться к Вам в обычный час»^[58]. Последние слова свидетельствуют, что посещения в известный день квартиры Достоевских было для Е. Н. Гейден событием нередким. Надо полагать, что столь же нередкими были и ответные визиты писателя к графине Гейден в здание Главного штаба.

К сожалению, письма Достоевского к Е. Н. Гейден не сохранились, но о характере их общения, об обсуждаемых в беседах темах можно живо судить по некоторым дошедшим до нас письмам Елизаветы Николаевны к писателю, в которых она именует Достоевского «сердечно уважаемым учителем», «человеком с пророческой душой, с отзывчивым сердцем»^[59]. В одном из них затрагивается вопрос о том, что «гражданственность есть только одна форма развития человечности, которая даст свой лучший цвет, когда люди, составляющие эти гражданские единицы, будут проникнуты животворным духом любви и смирения», в этой связи корреспондентка писателя делится своими размышлениями «о роли христианского смирения», тут же она рассказывает о своих попытках христианского делания (строительство больницы, нового дома для общины и пр.).^[60] Отвечая на одно из писем Достоевского, в котором он, очевидно, высказал свое отношение к ее личности, графиня сообщает, что дала прочесть сказанное о ней писателем своим детям: «…мне показалось, что Вы меня подняли на пьедестал какой-то в их глазах». Воспроизводя «с трепетом радости» обращенные к ней слова Достоевского: «Я хочу познать Ваш характер, говорите Вы», она признается, что ей «стало совестно»: тот ли она человек, которому он «предлагает свою дружбу?»: а вдруг, пишет Гейден о своем характере, «узнав его поближе, Вы заклеймите его как содержащий слишком много пустоты и себялюбия?» Последующие признания Елизаветы Николаевны, называющей себя в письме «несовершенной христианкой», читаются как ее исповедь.^[61] Еще одна из близких приятельниц Достоевского этого времени, А. П. Философова, называла его своим «дорогим нравственным духовником»^[62]. Письма Гейден к писателю позволяют заключить, что между нею и Достоевским установились схожие отношения.

Последнее известное нам письмо Е. Н. Гейден адресовано не Достоевскому, а его жене, Анне Григорьевне. Оно написано либо накануне, либо в самый день смерти писателя (но еще при его жизни). «Сейчас поражена была прочитанным в газетах известием о тяжелой болезни Федора Михайловича! — пишет графиня. — Страшно, я всё о нем думала эти дни (сама заболела, лежала в постели) <…>. Меня сегодня никак не выпускают, но душа моя рвется к вам обоим. <…> …скажите, Бога ради, не нужно ли вам кого-нибудь, чего-нибудь? Хорошего врача, моего преданного друга? сестру для ухода? или что или кого? Если у вас есть бюллетень, пришлите, иначе скажите два слова о нем моему посланному…»^[63].

Как свидетельствует А. Г. Достоевская, в ответ на это «доброе письмо» ее муж «продиктовал несколько слов в ответ»^[64]. Приводим текст этой диктовки, как «последнюю ниточку», которая протянулась от умирающего писателя к квартире Гейденов в здании Главного штаба: «26-го числа в легких лопнула артерия и залила наконец легкие. После 1-го припадка последовал другой, уже вечером, с чрезвы<чайной> потерей крови с задушением. С ¼ <часа> Фед<ор> Мих<айлович> был в полном убеждении, что умрет; его исповедовали и причастили. Мало-помалу дыхание поправилось, кровь унялась. Но так как порванная жилка не зажила, то кровотечен<ие> может начаться опять. И тогда, конечно, вероятна смерть. Теперь же он в полной памяти и в силах, но боится, что опять лопнет артерия». На автографе этого «бюллетеня» женой писателя сделана помета: «Продиктовано мне в ответ на письмо графини Гейден в 5 час. или ½ 6-го в день смерти».

В тексте этой «диктовки» еще теплится надежда.^[65] Но через короткое время кровотечение возобновилось и началась агония. В 8 часов 36 минут вечера 28 января Достоевского не стало.