Достоевский о Европе и славянстве

Но даже и в таком случае Иван не возводит хулу на Бога. Он понимает, каково должно быть потрясение во вселенной, когда все на небе и под землей сольется в едином хвалебном гласе и все, что живет или жило воскликнет: "Ты прав, Господи, ибо открылись нам пути Твои". Тогда "настанет венец познания, и все объяснится. Но этого-то я и не могу принять, — в отчаянии говорит Иван. — Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только что замученного ребенка, который бил себя кулачком в грудь и молился в зловонной конуре своей не искупленными слезками своими к "Боженьке"! Не стоит, потому что слезки его остались не искупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и гармонии. Но чем, чем ты искупишь их? Разве это возможно? Неужто тем, что они будут отомщены? Но зачем мне их отмщение, зачем мне ад для мучителей, что тут ад может поправить, когда те уже замучены? И какая же гармония, если ад: я простить хочу и обнять хочу, я не хочу, чтоб страдали большие. И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, то вся истина не стоит такой цены. Не хочу я, наконец, чтоб мать обнималась с мучителем, растерзавшим ее сына псами!

Не смеет она прощать ему! Если хочет, пусть простит за себя, пусть простит мучителю материнское безмерное страдание свое, но страдания своего растерзанного ребенка она не имеет права простить, не смеет простить мучителя, хотя бы сам ребенок простил их ему! А если так, если они не смеют простить, где же гармония? Есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Не хочу гармонии, из любви к человечеству, не хочу. Я хочу оставаться лучше со страданиями, не отомщенными… Лучше уж я останусь при не отомщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был и не прав [82]. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, а только билет Ему почтительно возвращаю" [83].

Мучительно пытаясь объяснить тайну жизни и мира с помощью своего евклидова ума, Иван теряет веру и в порядок вещей, и в гармонию творения. Для него мир — это "проклятый диавольский хаос"[84], над которым не носится никакой светлый и святой дух.

"Мир на нелепостях стоит, — как в бреду утверждает Иван. — Я не хочу ничего понимать. Я хочу оставаться при факте. Я давно решил не понимать. Если я захочу что-нибудь понимать, то тотчас же изменю факты. А я решил остаться при факте… Ничего не могу понять, для чего все так устроено" [85].

С какой бы стороны мы ни взглянули на мир, он остается неразгаданной тайной, ибо человек не обладает такими умственными способностями, которые смогли бы высветить эту тайну во всех ее глубинах и высотах для того, чтобы обнаружить истинный ее смысл. В этом главная причина трагедии человеческого сознания. Здесь истоки всех анафем, которые земля шлет небу.

Все бунты против Бога начинаются с этого. И с этого же проистекает и бунт Ивана. Ибо все мучительные усилия вместить таинственную трагедию мира в рамки человеческого евклидова ума завершаются бунтом. Бунт — логическое следствие человеческой веры в разум, ибо разум едва ли может охватить бесконечные тайны, пронизывающие миры. Только наивный человек может верить, что с помощью разума можно отгадать загадку мира и решить проблему жизни. Это то же самое, как верить, что комар может вместить в свою утробу… Млечный путь. Самый гениальный человеческий ум бесконечно мал пред бесконечно великой тайной мира. Иван — красноречивый пример этому. Не щадя себя, он напрягает свой ум, чтобы с его помощью решить жуткую проблему мира. При этом из своего личного опыта он приходит к ужасающему заключению и мучительному признанию, что малый, как атом, земной, евклидов человеческий ум абсолютно не способен решить проблему мира.

Рационализм породил нигилизм. Рационализм, какого бы цвета он ни был, когда доходит в своем развитии до последней черты, тогда он, по природе своей логики, завершается нигилистическим бунтом и анархическим неприятием мира. "Вера в категории разума — причина нигилизма" [86], - искренне утверждает Ницше. И если бы рационалистам всех мастей хватило бы мужественного смирения воспринять искренность Ивана и Ницше, то тогда они публично признали бы, что вера в человеческий разум — это самый верный путь, ведущий через разочарование к отчаянию, к бунту, к неприятию мира, к нигилизму и анархизму.

* * *