Подготавливая эту свою книгу к печати, я опасался «строгих» читателей, которые, как известно, сильно переживают не только, когда им сообщают неприятные подробности из жизни их кумиров, но даже и тогда, когда об этих кумирах говорят обыденным тоном без должного пиетета и придыхания. При этом я, конечно, вспоминал, как такими читателями в штатском было принято весьма талантливое сочинение Андрея Синявского «Прогулки с Пушкиным». Однако когда в ноябрьском номере одного из московских «толстых» журналов за 2005 год я прочитал детальное, со знанием дела, описание того, как женщина по имени Анна, очень похожая на Анну Андреевну Ахматову, вместо приветствия и без предварительных слов исполняла оральный секс так, что ее высокий лоб то вжимался в поджарый живот заглянувшего к ней на огонек мужчины, то отстранялся от него, я понял, что времена еще раз переменились, и мой текст в эти новые времена будет даже выглядеть несколько старомодным. Ведь, в конце концов, это всего лишь трезвые заметки человека о человеке без обожествления предмета этих заметок и без какой-либо ненависти, заметки человека, старшего по возрасту, тяжело больного, прожившего не менее трудную жизнь, чем объект его исследования, со многими потерями и душевными муками и с немногими скромными радостями, заработавшего этой жизнью и своей судьбой право никого не обожествлять, кроме Всевышнего, до Которого Федору Михайловичу Достоевскому, надо сказать, очень и очень далеко, да и в пророки Его он так и не вышел.
P.S. 6 ноября 1921 года — за пять дней до столетия Ф. М. Достоевского — Владимир Набоков написал стихотворение, навеянное восходящей к апокрифам притчей Низами, пересказанной Гете в его «Западно-Восточном диване», но посвятил его почему-то не славному юбилею, а сорокалетней годовщине смерти русского классика. Хочу закончить свою книгу этими стихами, поскольку 2006-й тоже является для Достоевского юбилейным годом.
…А может быть, не жемчуг это был, а тот самый «перламутр», блеснувший Достоевскому в полутьме бедной еврейской хаты, посреди «смраднейшей нищеты», чтобы напомнить о тайне Рождества, о вечной Красоте окружающего нас мира, Красоте, которую нужно уметь увидеть и узнать. Гениальному Голядкину-старшему это удалось.
Appendix
ИНЖЕНЕР ДОСТОЕВСКИЙ В ЖИЗНИ ДОКТОРА ЧЕХОВА
Равнодушие у хорошего человека
есть та же религия.
Мировая литературная слава пришла к ним при жизни и сохраняется по сей день, но сущность этой славы различна. Достоевский чтим как создатель образов истеричных идиотов, охотно принимаемых зарубежным читателем за «русский национальный тип», за воплощения некоей особенной «русской души», сконструированной по своему образу и подобию инженером Достоевским. Эти фантастические образы, навеянные болезненным, а иногда и сумеречным сознанием, в представлении поклонников Достоевского, тратящих бесценное время своей жизни на то, чтобы проникнуть в несуществующие «глубины» его творчества, прочно заслонили истинный облик русского человека.