Ещё совсем давно Крис невзлюбил Запад. Потрескивающие от ветра и тут же ломающиеся сухостои, бездушные пустоши, сулящие только смерть и мучения, и волки, при каждой встрече вызывающие лишь подозрение. Он давно бы пошёл на них с войной, чтобы срубить все тени сомнений на корню и успокоиться, расчистить земли от давно поселившейся там скверны, однако отец наотрез отказался от подобной идеи, припоминая каждый раз и безоговорочно веря в своего друга Ингольва, объединившего когда-то четыре клана. Вместе со стремительным течением времени, рос как сам Кристофер, так и широта его обязанностей. Но отцовские ожидания не оправдались и ни изматывающие тренировки, ни миссия хранителя, ни остальная бесконечная ответственность оказались не столь обременительны, чтобы занять всё время. Принятие на себя огромной ответственности всё же не умаляло желание стереть неугодный клан, однако и тогда отец ответил односложно:
« — Я опасаюсь, что ты переборщишь…»
Хаук точно упрямился, и даже сейчас Кристофера это всё ещё раздражало.
Именно после того Крис со злости решил, что отец, как и все сильные мужи четырёх кланов, до дрожи боится непонятной опасности, зовущей себя Астрид. Со временем, конечно, стало ясно, что боится её только Ингольв, и страшит его не сама хрупкая женщина, а то, на что она способна. Бравурного воина, с великим трудом объединившего стаи, пугало предательство родного человека.
Как прекрасно ни перед чем не трепетать, подумал тогда Крис; каждый день ходить как по лезвию и в то же время вкушать ядовитую сладость от того, от чего другие, несомненно, питали бы страх; не зависеть от чего-либо: ни от места, ни от человека. Однако прежнее мнение его пошатнулось, и он знатно увлёкся в тот момент, когда вновь перед ним замельтешила подруга юности, став как-то вмиг хрупкой нежной девушкой. Быть циником вышло не долго, и вскоре он и сам стал частично понимать Ингольва, хотя и не умерил нелюбовь к Западу. Но, чёрт возьми, кто бы знал, что Альба, как и прежде, имела склонность находить проблемы из ниоткуда. Сверр взвыл, встряхнул головой и ускорил бег.
Времени после похищения прошло порядком, знать хоть что-то наверняка было нельзя. Голова бесконечно разрывалась от мыслей о брошенных командиром воинах и украденной супруге, Сверр изнывал от неопределённости, пока в один прекрасный момент не набрёл на людей.
И так худой лес истощался по мере приближения к пустоши; день был на исходе, но темнота уже успела прочной заслонкой скрыть солнце: всё говорило о том, что осень наготове и очень скоро раскрепощённой походкой пройдётся по земле. Сначала осень, а там и до зимы недолго. Крис любил зиму больше всего, светлая шкура отлично сливается с белой периной снега.
В пролеске Сверр кое-как ещё мог прятаться, однако, чем ближе он подходил к лагерю охотников, тем скорее они могли его заметить. Люди сидели, скучившись вокруг нескольких огромных костров, и вели неожиданно веселое празднество. Волноваться о том, что они услышат шаги не приходилось. Весьма протяжную длительность привала подтверждало соответствующее количество палаток немного поодаль от кострищ. Машин было мало, меньше, чем могло пригодиться такой группе людей. Вокруг стоял малоприятный запах, бьющий по носу, хотелось чихнуть; помимо гулких голосов, то и дело прорывающих мерную гладь похолодевшего воздуха, ничего слышно не было, всё замерло, затаилось, притихло, чувствуя присутствие чужаков. Судя по всему, они вдоволь здесь наохотились.
Почти сразу Сверр со злостью осознал, что Альбы здесь не было, но уходить не стал — оттенок её запаха присутствовал, тем более зачищать охотников ему бы в любом случае пришлось рано или поздно, так к чему затягивать. Ожидание надоедало и вместо размеренного следования плану хотелось просто-напросто выскочить и схарчить их за милую душу, в то же время наработанное годами хладнокровие силилось тушить огонь, подцепленный им у непоседливой супруги. Возможно, он надеялся выведать что-нибудь о местоположении Альбы. На удачу и никак по-другому, разговор вокруг одного из костров на мгновение прервался, высокий мужчина с горем пополам поднялся, чтобы отлучиться и справить самую что ни на есть естественную нужду. Ни винтовки, ни ножа у него с собой не оказалось, он едва волочил ноги, налитый доверху алкоголем. Закричать несчастный тоже не успел — шок от увиденного был слишком велик, а потом человек стал недостаточно жив, чтобы закричать.
Одежда была почти как раз в силу своей мешковатости, а предвкушение дальнейшего развития событий с лихвой окупало и грязное снаряжение, и запашок от него же, и отсутствие человеческого оружия. Азарт просыпался в Сверре так же, как и в любом другом хищнике, воочию наблюдающим будущую жертву.