Теперь, весной 1840 года, когда оп строил планы возвести форт, который сделал бы его положение неуязвимым, когда он послал группу дровосеков миль на двадцать вверх по Американской реке, поручив им заготовку сосен для огромных стропил, когда он заставил индейцев изготовлять кирпич-сырец в количестве, достаточном для обнесе- ния четырехугольника в сто пятьдесят па пятьсот футов стенами высотой в восемнадцать и толщиной в три фута с бастионами по углам, на которых оп намеревался расставить пушки, с жилыми помещениями внутри форта, кузницей, лавками и складами, - именно теперь полковник Мариапо Вальехо получил от губернатора Альворадо приказ арестовать всех иностранцев и доставить их на судах в Монтерей, откуда их препроводят в Мехико в качестве политических арестантов.
Столько раз приходилось Саттеру сталкиваться с ие- удачами. Вся его жизнь вплоть до последнего времени была одной сплошной цепью неудач. 1 июля 1839 года, после пяти лет постоянного бродяжничества и скитаний, он наконец достиг того, что было для него землей обетованной. Добирался он до пее кружным путем: Кандерн, Бургдорф, Базель, Нью-Йорк, Цинциннати, Сан-Луис, Санта-Фе, Ванкувер, Гонолулу, Ситка и наконец Сакра- менто-Вэлли. Ряд неинтересных, скучных должностей, банкротство открытой им лавки и унизительное изгнание богатой тещей, деловые неудачи в Америке - все это можно было предать забвению благодаря его мужественному подходу к неисследованному Западу, организаторским способностям и выгодной продаже в Йерба-Буэне привезенного на «Клементине» груза. Время сомнений прошло. Он знал, что обладает достаточным талантом для того, чтобы изваять новую культуру из кристаллического монолита Дальнего Запада.
А если его сейчас арестуют и вышлют, купа ему идти?
Глава III
Славный вояка обеспокоен
Полковник Мариано Вальехо был встревожен в той же степени, что и Джон Саттер. Он чувствовал, что арест иностранцев продемонстрирует внешнему миру слабость мексиканского правительства в Калифорнии. Он знал, что депортация группы американцев и европейцев может привести к серьезпейшим последствиям; правительства стран, к которым принадлежали эти люди, могли счесть это нарушением международного права. Калифорния, заброшеп- ная, пренебрегаемая и едва ли желанная для Мексиканской республики, не имела достаточных сил, чтобы оказать сопротивление даже самому ничтожному агрессору.
Вальехо хорошо знал губернатора Хуана Батисту Аль- ворадо - они вместе росли в Монтерее и, хотя он был всего лишь на год или два старше Альворадо, последний приходился ему племянником; Вальехо наблюдал за тем, как власть, которой добился Хуан, делала его все более нервным и неуверенным в себе. «На каждом шагу я подвергаюсь оскорблениям со стороны пьяных последователей Айзека Грэхема, - жаловался губернатор Альворадо. -
Во время моих прогулок по саду они обычно подходят к забору и обращаются ко мне в недопустимо фамильярных выражениях: «Эй, Батиста, поди-ка сюда, мне нужно поговорить с тобой». «Батиста-туда, Батиста-сюда!»
Никто никогда не оскорблял Мариано Вальехо. В возрасте тридцати одного года он уже - главнокомандующий мексиканскими силами Севера. Действуя в одиночку, Вальехо заложил самые деловые и процветающие поселения в Сонома-Вэлли, в том месте, которое индейцы называли Лунной долиной. Как и Джон Саттер, Вальехо прежде всего был колонизатором. Посланный на Север в возрасте двадцати трех лет, когда он был комендантом форта в Сан-Франциско, с целью изучить причины индейских волнений и выяснить, что кроется за визитом русского губернатора Ситки в форт Росс (русское поселение на побережье примерно в пятидесяти милях к северу от Пресидио), юный лейтенант поднялся на вершину холма и увидел расстилающуюся перед ним долину, покрытую дубами, золотыми маками, с великолепными пастбищами и блестящими на солнце ручьями. Подобно Саттеру при виде Сакраменто-Вэлли Мариано влюбился в долину с первого взгляда. Через год или два, будучи во главе колонизации Севера, Мариано вспомнил о Лунной долине и возвратился сюда, чтобы построить казармы для солдат, Каса-Гранде для себя и своей семьи, поднять целину и посеять кукурузу и пшеницу - и все это без единого реала помощи из Мехико или Монтерея.
«Я просто не мог заставить себя вести праздную, беззаботную жизнь, столь обычную среди местного населения»,- говорил Вальехо.