Достойный жених. Книга 2

– Ой, вот только не надо рассказывать, что простые салимпурские индусы, которые каждое утро совершают пуджу перед своими четырехрукими богинями и богами со слоновьей головой, считают эти образы опорными точками для концентрации. Они просто-напросто поклоняются идолам, вот и все.

Кишор-бабy вздохнул.

– Ах, простолюдины! – многозначительно произнес он, как будто эти слова все объясняли. Он был известным поборником кастовости.

Рашид счел необходимым вступиться за индуистское меньшинство:

– Как бы то ни было, людей нужно судить по делам, а не по тому, кому они поклоняются.

– Неужели, мауляна-сахиб? – ехидно переспросил его Камар. – Значит, вам все равно, кому или чему человек поклоняется? А вы что думаете об этом, Капур-сахиб? – с вызовом обратился он к Ману.

Ман задумался, но ничего не ответил. Он посмотрел на Мехер и еще двух детей, которые пытались, взявшись за руки, обнять шершавый и морщинистый ствол нима.

– Или у вас нет никакого мнения на этот счет, Капур-сахиб? – не унимался Камар, полагая, что в чужой деревне с него и взятки гладки.

На лице Кишора-бабy начало отражаться недовольство. Ни Бабa, ни его сыновья никогда не позволяли себе подобных теологических склок. Им, как хозяевам, следовало вмешаться и прекратить спор, пока он не зашел слишком далеко. Кишор-бабy чувствовал, что Ману тоже неприятен допрос Камара и он вот-вот вспылит.

Однако на сей раз Ман сдержался. Все еще рассматривая дерево и лишь пару раз обратив взгляд на Камара, он произнес:

– Я предпочитаю вовсе об этом не думать. Жизнь и так слишком сложна. Однако мне ясно, учитель-сахиб: тому, кто пытается увильнуть от ответа на ваш вопрос, вы спуску не дадите. И сейчас вы не уйметесь, покуда не заставите меня отнестись к вашим словам серьезно.

– Не считаю это недостатком, – бесцеремонно заявил Камар. Он быстро составил мнение о характере Мана и решил, что с ним можно не считаться.

– Вот мои мысли по этому поводу, – проговорил Ман в той же необычайно сдержанной манере. – То, что Кишор-бабy родился в семье индуистов, а вы, учитель-сахиб, в семье мусульман, – дело случая. Не сомневаюсь, если бы вас поменяли местами сразу после, или до рождения, или даже до зачатия, вы бы сейчас восхваляли Кришнаджи, а он – пророка. Что же до меня, учитель-сахиб, то я и сам недостоин похвалы, и возносить хвалу никому не хочу – а уж тем более поклоняться.

– Что? – воинственно вмешался в разговор Мячик. – Даже таким святым, как Рамджап-баба? Даже священной Ганге при полной луне на великом празднике Пул Мела? – распалялся он все сильнее. – Даже Ведам? Даже… Богу?

– Бог… – вздохнул Ман. – Бог – это слишком большая и сложная тема для таких, как я. Думаю, и Ему нет до меня особого дела.

– Но разве вы никогда не ощущаете Его присутствия? – спросил Кишор-бабy, озабоченно подаваясь вперед. – Не чувствуете своей связи с Ним?

– Раз уж вы спросили, – сказал Ман, – то я ощущаю связь с Ним прямо сейчас. И Он велит мне прекратить эти пустые споры и выпить чаю, пока тот не остыл.

Все, кроме Мячика, Камара и Рашида, улыбнулись. Рашид по-прежнему сетовал на непрошибаемое легкомыслие своего ученика; Камар досадовал, что его так мелко и глупо провели, а Мячик расстроился, что ему не дали натравить друг на друга участников спора. Зато гармония была восстановлена, и собравшиеся разбились на несколько небольших групп.

Отец Рашида, Мячик и Баджпай стали обсуждать, что будет, если закон об отмене системы заминдари вступит в силу. Его уже подписал президент, но конституционность закона оспорили в Высоком суде Брахмпура. Рашиду было неловко обсуждать эту тему, и он спросил Камара об изменениях в учебной программе медресе. Кишор-бабy, Ман и Нетаджи образовали третью группу, однако их беседа их странным образом расщепилась и текла сразу в двух направлениях: Кишор-бабy мягко, но настойчиво расспрашивал Мана о его взглядах на ненасилие, а Нетаджи хотел разузнать все про охоту на волков. Бабa ушел играть с любимой правнучкой, которую Моаззам катал на закорках от хлева до голубятни и обратно.

В тени хлева, прислонившись к стене, сидел Качхеру. Он думал о своем и благостно поглядывал на игравших во дворе детей. Разговоры собравшихся его не интересовали. Хотя он всегда был готов услужить хозяевам, сейчас он радовался, что никому ничего от него не нужно и можно спокойно выкурить две бири подряд.

10.18

Шли дни. Жара нарастала. Дождей больше не было. Огромное небо день за днем оставалось прискорбно голубым. Раз или два над бесконечным лоскутным одеялом долины появлялись облачка, но они были белоснежные и быстро уплывали.