Теперь хочу я говорить самому себѣ. Воспомни, Ловеласъ, свои новыя открытія. Воспомни о ея равнодушіи, сопровождаемомъ всякою невинностію и презрѣніемъ. Взирай на нее, какъ она во всѣхъ дѣлахъ и таинствахъ своихъ скрытно помышляетъ о заговорахъ, ты то узналъ, противъ той верьховной власти, которую ты надъ и нею имѣешь по праву побѣды. Наконецъ воспомни все то, что ты клялся воспомянуть противъ гордой сей красоты, которая есть не инное что, какъ противница власти, коей она подвержена.
Но какъ же думаешь ты покорить кроткаго сего непріятеля? Да отдалится всякое насиліе, и необходимость употребить оное, естьли того миновать можно! Какого торжества ожидать отъ насилія? должно ли побѣждать вольность? Симъ ли приводятъ постепенно нѣжныя страсти сердца къ собственной своей гибели?
Худая моя слава, какъ я то часто замѣчалъ, всегда противъ меня вооружалась. Однако развѣ Кларисса не женщина? не могу ли я получить въ одну минуту ея благосклонности, естьли только не совершеннаю ненависть ее противъ меня вооружаетъ?
Но что употреблю я къ искушенію? Хотя она рождена для богатствъ, но она ихъ презираетъ, поелику знаетъ суету оныхъ. Драгоцѣнные каменья, украшенія… Чемъ можетъ ихъ почесть такая душа, которая чувствуетъ то, чего она стоитъ, и ничего драгоцѣннѣе себя не ставитъ? Любовь, естьли я полагаю, что она ощущать ее способна, столь тщательно въ ея сердцѣ, скромностію и благоразуміемъ ея стрежется, что я не надѣюсь видѣть въ ней оную безъ сихъ двухъ стражей, а ихъ неусыпность столь велика, что они приходятъ въ безпокойство прежде опасности. Впрочемъ любовь къ добродѣтели пребудетъ всегда господствующею ея любовію. Она получила ее отъ природы, или естьли оная въ ней послѣ оказалась, то столь твердо укоренилась, соединясь дѣйствительно по долговременности, съ добрымъ сердцемъ и началами жизни, что конечно невозможно отдѣлить одной безъ совершеннаго поврежденія другихъ.
И такъ какое же должно предпринять намѣреніе, дабы принудить сію несравненную дѣвицу оставить свои правила, и получить побѣду, которая бы ее подвергла мнѣ навсегда. Поистиннѣ, Белфордъ, когда я подлѣ ее сижу, безпрестанно взираю на ея прелѣсти, и разсуждаю, видя ее спокойную и веселую, какія бы были ея мнѣнія, естьлибъ она познала внутренность моего сердца, такъ какъ я, когда я ее вижу смущенну, недоумѣвающую, и помышляя о справедливости ея опасеній, принужденъ бываю признаваться самому себѣ, что они несравнительны съ опасностію, то чувствую что мое сердце мнѣ измѣнить хочетъ; иногда я хочу пасть къ ея ногамъ, учинить ей признаніе о безчестныхъ моихъ намѣреніяхъ, изьявить ей мое раскаяніе, и привесть себя въ невозможность поступить недостойнымъ образомъ съ симъ ангеломъ.
Какъ можно, чтобъ честныя чувствованія, почтенія, любви и состраданія изчезли? правда о семъ дѣвица Гове тебя увѣдомитъ. Она говоритъ что я
Думаешь ли ты о ея фамиліи, которая состоитъ изъ смертельныхъ моихъ враговъ, и что должно преклонять предъ ними колена, или сдѣлать ее столько нещастною моею гордостію, каковою она быть можетъ всегда по моимъ опытамъ? Думаешь ли ты, чтобъ я могъ ее обвинять, что ихъ весьма любитъ, то есть болѣе нежели она будетъ любить самаго меня.
Кажется она теперь меня презираетъ. Дѣвица Гове объявляетъ, что она дѣйствительно чувствуетъ ко мнѣ презрѣніе. Быть презираему женщиною. Кто можетъ снести такую мысль! Быть прениже женщины въ нѣкихъ достойныхъ похвалы знаніяхъ! Принимать