Достопамятные деяния и изречения

6.11. Философия галлов жадная и ростовщическая, у кимвров и кельтиберов она проворная и крепкая. Они ликуют в сражении, в преддверии славной и счастливой жизни, но горько рыдают в болезнях, словно готовятся к смерти в бесчестье и несчастье. Кельтиберы даже считали нечестием, если они выживали в битве, где погибал полководец, за которого они давали обет заплатить жизнью. Особенно похвальным у того и другого народа было присутствие духа, — они считали, что безопасность отчизны поддерживается храбростью, а дружба должна быть преданной и непоколебимой.^[140]

6.12. Народ фракийцев заслуживает похвалы за свою мудрость, поскольку у них в обычае дни рождения отмечать со слезами, а похороны с радостью. Без всяких наставлений со стороны ученых мужей они сознают правдивую природу нашего жребия. И прочь отсюда, сладость естественной жизни, которая принуждает страдать, если нельзя отыскать ничего более счастливого и благословенного, нежели конец жизни в сравнении с ее началом.

6.13. И в общем правильно поступают ликийцы, когда во время траура облачаются в женские одежды, потому что, утомленные неприглядностью собственного одеяния, они стремятся таким образом быстрее преодолеть никчемную скорбь.^[141]

6.14. Но зачем же мне все время восхвалять за подобное благоразумие только храбрейших мужей? Давайте-ка взглянем на индийских женщин. По национальному обычаю у мужчины имеется много жен, и после смерти мужа они собираются для споров насчет того, кого из них он больше любил. Ликующая победительница, провожаемая родственниками и друзьями, с радостным лицом восходит на погребальный костер мужа и сгорает вместе с ним как счастливейшая из женщин. А проигравшие со скорбью и печалью остаются жить. Поставь в середину дерзость кимвров, добавь веру кельтиберов, соедини с бесстрашной мудростью фракийцев, прибавь сюда еще умело найденный способ избавляться от скорби у ликийцев, и все равно ничто из этого ты не сможешь поставить над индийским костром, когда супружеское благочестие влечет к немедленной смерти, как будто возводит на брачное ложе.^[142]

6.15. Теперь я бы упомянул здесь о безнравственности пунийских женщин, тем более постыдной в сравнении. В городе Сикка имеется храм Венеры, где собираются матроны и откуда отправляются продаваться за деньги, смешивая честное супружество с бесчестными связями.^[143]

6.16. А вот у персов в ходу похвальный обычай: не смотреть на своих детей, пока тем не исполнится семь лет, чтобы легче перенести их возможную утрату.^[144]

6.17. И не следует порицать нумидийских царей, которые, по своему национальному обычаю, не должны целовать никого из смертных. Кто бы ни находился на вершине, для большего уважения он должен быть свободным от всякой низкой и истертой привычки.^[145]

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ О военном деле ⠀⠀ ⠀⠀

7. Предисловие. Теперь я перехожу к украшению и опоре Римской империи, сохранившейся в нетронутом виде вплоть до нашего времени благодаря здравой непреклонности, — к самым твердым узам военной науки, в недрах и под защитой которой пребывает в безмятежном и спокойном мире наше государство.

7.1. Публий Корнелий Сципион, получивший за разрушение Карфагена имя деда, будучи консулом, отправился в Испанию, чтобы сокрушить кичливую гордость города Нуманции, особенно расцветшую благодаря ошибкам предшествующих командующих. По прибытии в лагерь он немедленно распорядился, чтобы все предметы роскоши были собраны и убраны. Стало очевидным, что лагерь наполнен всякими торговцами и менялами да еще двумя тысячами проституток. Когда наше войско было очищено от этой грязной и постыдной водицы, оно, еще недавно запятнавшее себя страхом перед смертью и позорным договором, воспряло и с возвратившейся отвагой сокрушило храбрую Нуманцию, сравняв город с землей. Таким образом, пренебрежение военной дисциплиной привело к жалкому пленению Манцина, а восстановление последней — к блистательному триумфу Сципиона.^[146]

7.2. Метелл действовал своим методом. Приняв в качестве консула командование над африканской армией в Югуртинской войне после купленной снисходительности Спурия Альбина, всеми орудиями власти он восстановил прежнюю воинскую дисциплину. Он не стал хвататься за отдельные части непорядка, но все вместе привел в надлежащее состояние. Он немедленно выгнал из лагеря менял и запретил выставлять на продажу всяческие яства. Он распорядился также, чтобы в походе ни один солдат не пользовался помощью рабов или вьючных животных, но сам нес свое оружие и продукты. Он стал часто перемещать лагерь, окружая его валом и рвом улучшенной конструкции, поскольку Югурта всегда оказывался неподалеку. И к чему привели восстановленная стойкость и обновленное усердие? Верно — к многочисленным победам над врагом, чью спину, однако, так и не довелось увидеть ни одному воину под командованием столь тщеславного полководца.^[147]