Достопочтенный Школяр

Уэльсец Хаммер был самым заклятым врагом Лейкона.

Некоторое время спустя Смайли по совету Лейкона устроил небольшой спектакль. Он дал указание «хорькам» привести в рабочее состояние подслушивающие устройства в зале заседаний и настроить их на частоту одной из немногих оставшихся еще у Цирка машин наблюдения. Затем пригласил трех самых несговорчивых чиновников из Уайтхолла (в том числе Хаммера), которые мало что видели, кроме своих письменных столов, совершить автомобильную прогулку в районе здания Цирка и дал им возможность подслушать разыгранную заранее написанную сценку – разговор в зале заседаний. Сотрудники оказались на высоте: сыграно было как по нотам.

После чего Смайли сам заставил чиновников поклясться, что они будут хранить все, что услышали, в полной тайне, а для вящей убедительности заставил их подписать бумагу, которая была составлена «домоправителями» специально для того, чтобы внушить им должное почтение. Питер Гиллем считал, что с месяц чиновники, может, и продержатся не проговорившись.

«Или меньше, если не повезет», – добавил он кисло.

Можно было понять, что Мартиндейл и его коллеги по Уайтхоллу, не входившие в соприкосновение с ведомством Смайли, жили в состоянии первозданного неведения относительно реальностей его мира, но даже те, кто стоял ближе к трону, точно так же ощущали свою удаленность и обособленность от него. Чем ближе стояли люди, тем меньше был их круг, а в самый близкий входили единицы. Вступая в коричневые производящие мрачное впечатление двери Цирка и следуя через турникеты, охраняемые бдительными сотрудниками, Смайли ничуть не менялся и не сбрасывал с себя покров привычной скрытности. Иногда дверь в его скромный кабинет не открывалась несколько дней и ночей, и единственными людьми, с которыми общался Смайли, были Питер Гиллем и всегда находящийся поблизости черноглазый человек по имени Фон, его доверенный слуга, который во времена «выкуривания» Хейдона «опекал» Смайли вместе с Гиллемом. Иногда Джордж исчезал, кивнув на прощание и прихватив с собой Фона – незаметное тщедушное создание, – оставляя Гиллема отвечать на телефонные звонки и предоставляя ему право разыскивать начальство в случае срочной необходимости, «Мамаши» сравнивали его поведение с последними днями Босса, который стараниями Хейдона умер на боевом посту от разрыва сердца.

В силу естественных процессов, свойственных закрытым сообществам, здешний жаргон пополнился еще одним новым словом. Разоблачение Хейдона теперь называли " к р а х о м ", а история Цирка делилась на периоды до «краха» и после «краха». И физический крах, и упадок самого здания, опустевшего на три четверти, а после визита «хорьков» и совсем пребывавшего в полуразрушенном состоянии, придавал всем действиям Смайли какой-то мрачный оттенок обреченности. Всем, кому приходилось жить с этим ощущением, в грустные минуты душевного упадка оттенок казался символическим. Разрушая что-то, «хорьки» не наводят после себя порядок. Возможно, немногим оставшимся обитателям Цирка казалось, что то же самое можно сказать и про Карлу, чье пыльное изображение, повешенное их почти неуловимым шефом на гвоздик в полном теней спартанском «тронном зале», продолжало наблюдать за обитателями Цирка.