Достоверность характера

Саморазложение аскетически-иерархической системы средневековья началось, естественно, еще в недрах са­мого средневековья, но когда ей были нанесены реша­ющие удары (Реформация и Ренессанс), то пришлись они как раз по главным центрам этой системы. «Гуманизм на всякой ступени своего исторического пути,— писал академик Н. Конрад,— всегда требовал определенной дисциплины ума и чувства, дисциплины интеллектуаль­ной и моральной. Средневековый гуманизм создал такую дисциплину; это была дисциплина, основанная на рели­гиозных представлениях о мире и деятельности челове­ка в рем. Ренессансный гуманизм стал создавать свою дисциплину, строя ее уже на антропологических воз­зрениях. Интеллектуальную сторону этой дисциплины он искал на путях рационализма... Моральную же дисцип­лину ренессансный гуманизм продолжал брать из ре­лигии. И в этом, между прочим, также обнаруживается переходная природа этого этапа истории человечества. Ведь только с наступлением эпохи Просвещения, этого подлинного века рационализма, была создана на новой, строго антропологической основе и дисциплина интел­лектуальная, слившаяся с дисциплиной моральной».

Итак, человек становится мерою всех вещей и на смену культу трансцендентной личности приходит культ лично­сти мирской, это обстоятельство и вызывает бурный рас­цвет философии и социальных наук. Но этот расцвет вряд ли следует объяснять лишь смягчением внешних обстоятельств жизни.

«Всякий богатый есть вор или наследник вора»,— говорил в своих гомилиях Цезарий фон Гейстербах.

«Земля принадлежит всем людям вообще, и поэтому она приносит и плоды для общего всех людей употребле­ния», — учил папа Григорий I.

«На основании естественного права все вещи суть общие»,— утверждал Фома Аквинский.

Но вся эта проповедь социального равенства не пред­ставляла прямой угрозы средневековому целостному религиозно-аскетическому мировоззрению, поскольку она пол­ностью укладывалась в пределы основного религиозно­го догмата и носила характер религиозного воспита­ния человека.

Когда же человек цель своей жизни связал с мирским бытием, наука и искусство в фокус своего внимания взя­ли образ самого человека и жизненные формы его зем­ного бытия. Теперь человек стал думать не о том, как ему спасти душу и попасть в царство божие, а о том, как ему устроить подобное царство на земле. Если ра­ньше думали о равенстве в бедности (осуществлено оно было в нищенствующих орденах), то теперь стремились к равенству в богатстве, в изобилии. Если раньше думали о равенстве всех перед богом, то теперь стали думать о равенстве всех перед земным законом — отсюда интерес к забытому римскому праву и интенсивная ра­бота в области законодательств. Если раньше на труд смотрели как на воспитательное средство («Не духовные упражнения делаются для телесных, а телесные для духовных»,— поучал картезианский приор Гвиго), то теперь на труд стали смотреть как на источник счаст­ливой и нравственной жизни («Кто не работает, тот не должен есть»,— утверждал Лютер). Поскольку главный интерес человека был перенесен теперь с неба на землю, то все большее предпочтение перед астро наука­ми стали получать гео науки, а интерес человека к самому себе обусловил развитие физиологии, медицины и прочих естественных наук.

Именно культ человека дал самые разные направления наукам и искусству, и эта разрозненность направлений окончательно разрушила целостность религиозного созна­ния, хотя и не исключила его полностью из обихода че­ловеческих духовных потребностей. По мере развития ка­питализма отрицался прежний способ производства, раз­рушалась вся прежняя надстроечная его часть: целост­ность миросозерцания, целостность человеческого созна­ния и т. д. На смену им приходили всевозрастающая специализация наук и все большая и большая «разор­ванность» человеческого сознания, на смену культу транс­цендентной личности пришел культ личности мирской, отсюда начинается, с одной стороны — философия куль­та сильной личности и теория «героя и толпы», а с дру­гой — философия культа народа и вытекающие из нее идеи народоправства.