Доступ к телу

Охранники из службы безопасности банка спустили обернутых в брезент уголовников тем же грузовым лифтом. Их так же вынесли во двор через запасной выход и погрузили в микроавтобус. Дорога до арендованных апартаментов заняла всего несколько минут. Там бывших зеков охранники раздели догола, обрядили в голубые пижамы с рисунком в мелкий цветочек и уложили в постели. Зрелище получилось сильное. Татуированные конечности пациентов трогательно торчали из-под веселой пижамной ткани. Заботливо накрыв похрапывающих джентльменов одеялами, охрана тихо удалилась. Профессор оставил в холле конверт и вместе с Катериной Сурковой занял наблюдательный пост в соседней квартире.

Теперь предстояло ждать, когда усыпленные бандиты придут в себя и наблюдать за каждым их шагом.

* * *

«Зверское отношение детей к своим престарелым родителям поражает своей жестокостью. Великовозрастный сын несколько месяцев держал престарелую мать на цепи в собачьей будке» – Мария Николаевна, если не считать трансляций о фигурном катании, обычно телевизор внимательно не смотрела. Передачи и сериалы воспринимала вполуха, продолжая заниматься домашними делами. Но тут заинтересовалась и присела в кресло. Передавали очередное журналистское расследование. На экране возникла старушка с забинтованной головой. Репортаж велся из городской больницы. «Перед тем как посадить в будку, отобрал пенсию и бил ногами», – жаловалась несчастная. Из слов репортера выходило, что сын этой пожилой дамы постоянно издевался над матерью, держал в собачьей конуре, отнимал еду и жалкую пенсию. А неделю назад еще и избил до такой степени, что бабушку пришлось поместить в больницу. «…прервемся на короткую рекламу, а после нее расскажем вам, как сестры сбросили престарелую тетушку с балкона десятого этажа. Не переключайтесь, реклама пройдет быстро».

Мария Николаевна не стала пережидать рекламную паузу, а направилась в свою комнату извлекать летние вещи. На следующей неделе обещали резкое потепление, а она еще к нему не подготовилась.

Звонка мужа она так и не дождалась. Но к восьми вечера домой явился Арсений.

– Ужинать будешь? – спросила она сына.

– Нет, мама. Я только что из ресторана. Так сказать, деловой обед плавно перетек в ужин, – ответил «мальчик», прямиком направляясь в кабинет. Она преградила ему дорогу.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– А что бы ты хотела услышать?

– И он еще спрашивает?! Его отец таскается по тюрьмам, живет в съемных квартирах, наврав, что едет в командировку, а сын его покрывает.

– Ты уже все знаешь. Так зачем спрашиваешь?

– Я ничего не знаю. Я у вас, как несмышленый придаток. А я, между прочим, человек и имею кандидатскую степень филолога. Поэтому имею право на уважение близких.

– Другой бы спорил…

– А ты не перебивай мать. Да, имею, хотя бы за то, что ради вас отказалась от собственной карьеры.

Арсений взял маму под руку, привел в гостиную, усадил в кресло и уселся напротив. Родители – то неизбежное зло, с которым детям не только приходится мириться, но которое еще и положено любить. Среди простого люда это положение часто не соблюдается, и ненависти там не скрывают. В интеллигентных семьях принято с родителями считаться. А если сыновняя или дочерняя нежность возникает искренне, то уже в зрелом возрасте, если старикам удалось до этого момента дожить. Арсений в свои годы ценность родительского присутствия осознал и раздражение старался подавлять в зачатке.

– Прости, мама. У меня сегодня тяжелый день, и я хотел немного отдохнуть.

– У тебя каждый день тяжелый. Других не помню. Будь добр, поделись с матерью, что там у вас с отцом за тайны?

– От тебя тайн нет. Не хотели волновать, вот и не стали слишком подробно описывать ситуацию. Квартиру отцу снял я. Ему нужно проделать несколько экспериментов над людьми, а разрешительных санкций ждать долго. Вот я и помогаю ему это сделать без лишнего шума.

– И этих людей он привез из тюрьмы? Я правильно понимаю?

– Примерно так.

– Ты хочешь сказать, что твой отец ставит опыты над преступниками?

– В некотором роде.

– Ты в своем уме?! Они его убьют.

– Мама, чтобы не выслушивать твоих возмущенных сентенций, отец и не стал тебе ничего рассказывать. И я его понимаю. Научись воспринимать жизнь без паники. Истериками ничего не изменишь.

– Мне уже поздно учиться. Я знаю одно – стоять у ваших гробов не смогу.

– Подожди нас хоронить. У нас с папой все только начинается, – и Арсений грустно улыбнулся.

– Какой же ты еще ребенок, – вздохнула Мария Николаевна: – Теперь такая страшная жизнь, а ты этого не понимаешь!

– Чем она такая уж страшная, особенно у тебя? Вот когда вы меня растили в коммуналке, жизнь была действительно страшная. – Арсений подошел к бару, плеснул себе в стакан немного виски и вернулся в кресло: – Может, тебе тоже чего-нибудь налить?

– Ты же знаешь – от алкоголя у меня поднимается давление. Вот ты вспомнил нашу коммуналку. А мне здесь в этих хоромах гораздо страшнее.

– Не понял?

– Там я была с людьми, а здесь с телевизором.

– Тебе плохо в новой квартире? Я же для тебя старался.