Одного офицера — маленького рыжего гауптмана, который то и дело смешливо морщил нос, отчего становился похожим на кролика, — Майор Ортнер видел впервые. Очевидно — это и есть Клюге. Вилли Клюге. Командир приданной батареи. Впрочем, для меня он никогда не станет Вилли, понял майор Ортнер. Чтобы понять — нет, чтобы почувствовать это — не нужно много времени. Не требуется конкретного конфликта, выяснения отношений. Обычно это становится ясным с первого же мгновения. Если, конечно, прислушиваешься к своей душе. Увидал — и понимаешь (понимаешь без аргументов, нутром), что нельзя подпускать этого человека к себе; необходима дистанция. Тогда — возможно — обойдется без конфликта…
Гауптман Клюге выделялся среди офицеров. Не Железным крестом 2-го класса и серебряной пристежкой к нему (значит, отличился не однажды), а чем-то особенным в его облике. Особенным и в выражении глаз, и в том, как он носил форму. С его формой было все в порядке, но она была… незаметна. Да, незаметна, — это самое подходящее слово. Глядя на Клюге — видел его, а не форму. Форма ничего не прибавляла ему; впрочем — ничего и не убавляла. Наверное, и в гражданском костюме, и в одежде мастерового он производил бы такое же впечатление. Впечатление свободного человека. Но не только это. Свободный человек дистанцирован от остальных; он есть — и в то же время его как бы и нет. Нечто неуловимое. А Клюге был вполне материален, круто замешан. Если требуется сравнение, то этот маленький гауптман (он был значительно ниже остальных офицеров) напоминал катящийся чугунный шар. Поэтому прежде, чем обратиться к нему, требовалось преодолеть внутреннее сопротивление: ведь что-то спросишь или скажешь — и этот шар покатится на тебя…
— У вас, гауптман, пушки на механической тяге или на конской?
Нужно было бы дождаться, чтобы Клюге представился, но тогда у него будет достаточно времени, чтобы выкатиться и набрать инерцию.
— Лошадки, — ответил Клюге.
Он опустил «господин майор», — отметил майор Ортнер. Шар качнулся — но остался на месте.
— Очень хорошо. Значит, я могу рассчитывать на вашу маневренность.
— Я всегда успеваю.
Он опять обошелся без «господина майора».
— Ваша задача, гауптман, подавить вот этот пулемет. — Майор Ортнер показал на схеме. — Придется работать прямой наводкой. Вы должны попасть! Если сможете…
— Смогу. Но я бы предпочел бить по амбразуре дота. Мои наводчики…
Клюге увидал, как заледенел взгляд майора Ортнера — и запнулся. И только теперь сообразил, что майор — не тот человек, которого можно перебивать посреди фразы. Это поняли и остальные офицеры, привыкшие за эти дни к совсем другому командиру. Они переглянулись и подтянулись. Каждый из них — в их числе и Клюге — сейчас предпочел бы оказаться в другом месте, пусть даже не таком безопасном — но другом. От майора Ортнера зависела жизнь каждого из них, и если вдруг такой милый, такой лапочка майор Ортнер прямо сейчас закроет свою душу и станет воспринимать их, как фигуры на шахматной доске… не как живых людей, а как носителей определенных функций… помилуй Бог!..
Едва всплыв, лед в глазах майора Ортнера тут же растаял, но на его месте не образовалось ничего. Ни гнева, ни презрения, ни равнодушия — ничего. Даже мысли в них не было! Пустота. И эта пустота была, была, длилась…
Немая сцена.
Перед боем — провоцируя потребность действовать — совсем неплохо…
Искусство держать паузу (а вот господин генерал этого не умеют! думают, что умеют — да не дано!..), — так вот, искусство держать паузу, — сколько раз оно меня выручало! — подумал майор Ортнер. Подумал с удовольствием — но без самодовольства. Такая пауза напрягает нервы окружающих. Она натягивает нервы, как натягивает струны скрипач: едва уловимым поворотом колков — еще чуть-чуть, еще… — чтобы струна была готова ответить на прикосновение смычка именно тем, единственно необходимым звуком. Надо бы поразмышлять на досуге, успел еще подумать майор Ортнер, чем отличается такая мастерская пауза от молчания. Задал себе эту задачу — и тут же понял ответ. Молчание — это отход в сторону, в темноту; это знак осознания — и признания — своей пустоты. А рукотворная пауза — это знак силы, знак уверенности, что ты сильней окружающих, и можешь играть на них, как на…
Тут майор Ортнер вспомнил флейту в руках принца Гамлета — и улыбнулся. Улыбнулся своему далекому юношескому прошлому, но лейтенанты (и гауптман Клюге) приняли это на свой счет — и перевели дух. И расслабились. Удачно это у меня получилось! — отметил майор Ортнер. Главное — естественно. Именно — улыбка, и именно в момент наивысшего напряжения. Такое не придумаешь, это интуиция. Интуиция — и умение быть естественным, когда голова не поспевает за процессом (и слава Богу!), и все происходит как бы само собой.