Дотянуться до престола

Вдоволь насмотревшись, Пьер спрыгнул на пол, едва не поранившись о торчащий из стены рожок для свечи, и вернулся к изучению комнаты. Его кровать оказалась широкой лавкой, на которую была положена постель. Под ней – детский горшок. Подойдя к сундуку, Пьер подергал крышку – не заперто – и с огромным трудом приподнял ее. Одежда, ткани, собольи шкурки…

Нет, это не пригодится. А что в шкафчике? Ух, какая дверца тяжелая, вот как ее ребенку открыть? Угораздило ж этого Жюно запихнуть его в детское тело! Мог бы сделать, к примеру, молодым турецким султаном с гаремом на пару сотен девиц. Вот это было б весело. А то беспомощный младенец. Ну ничего, еще увидите, он и в таком виде не пропадет… Так, что тут у нас? Банка какая-то, надо будет проверить, когда мадам уберут.

Словно в ответ на его мысли, тихо скрипнула низенькая дверь, и в комнату вошла мамка. Увидев открытые сундуки, она запричитала:

– Да что ж ты творишь, а?! Почто тебя Федор Иваныч впустил, чтоб ты по ларям без спросу шарил?

«Пора», – решил Пьер и заголосил что было сил.

Женщина от неожиданности оторопела. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал веснушчатый рыжеволосый парень лет двадцати, в перепоясанном кушаком длинном зеленом кафтане, похожем на те, что Пьер видел на фигурах стрельцов в музее Гревен. На боку висела длинная сабля.

– Что с дитем? – обеспокоенно крикнул он.

Мамка всплеснула руками.

– Да что ему сделается, окаянному? Вон, гляди, все сундуки отомкнул.

Но «стрелец», не слушая ее, рванул к малышу, присел перед ним на корточки и принялся ощупывать. Веснушки на его лице побледнели от волнения.

– Все ладно? Где-нить болит?

Пьер отрицательно покачал головой и ткнул пальцем в мамку:

– Не хосю!

И, чтобы усилить впечатление, гневно топнул ножкой:

– Уди!

– Ого, и впрямь ровно царь, – удивился парень.

В открытой двери стали появляться привлеченные шумом челядинцы. Глядя на растерявшуюся мамку, кто-то сказал:

– Ступай-ка ты, не гневи дитятю.

– Да что ты, Кузьма, белены объелся? – возмутилась она. – Меня ж Федор Иваныч посечет!

Вдруг все разом расступились, и появился сам Шереметев в желтом суконном кафтане, из-под которого виднелись красные сафьяновые сапоги. Без шуб он оказался не таким уж и толстым.

«Приделать Черчиллю бороду – и прямо одно лицо будет, – мысленно фыркнул Пьер. – Сейчас я вам выдам представленьице, месье Шереметев».

Между тем тот, нахмурившись, кинул взгляд на Пьера и грозно сказал мамке:

– Я, Агафья, почто тебя сюда поставил? Дабы ты крик на весь двор разводила?

Та сжалась, словно уменьшившись в размерах, и принялась оправдываться:

– Помилуй, батюшка Федор Иваныч, да нешто я…

– Хватит причитать! Сказывай, что тут у вас учинилось!

– Мальцу она не глянулась, – ответил за нее «стрелец». – Требует, чтоб ушла.

– Требует?! – Глаза боярина полезли на лоб. – Это как же?

Пьер решил, что настала его очередь вступить в разговор. Он подбежал вплотную к Агафье и, упершись обеими руками в ее бедро, стал выталкивать.

– Уди! Уди!

– Ну ты погляди, а, – всплеснула она руками, а толпа у двери умиленно заахала.

– А ну, цыц там! – прикрикнул Шереметев и снова накинулся на мамку: – С чего это он серчает?

– Ведать не ведаю, батюшка. Я ставень-то сняла с оконца да отошла по надобности. Вертаюсь – а он тут в ларях твоих шмыгает, вот я и спросила.

– Уди-и! – завопил вдруг Пьер, гневным жестом указав на дверь. – Уди!

– Вот что, братец, – наклонился к нему Федор Иванович, – утихомирься-ка. Агафья – баба душевная и тебе за няньку будет. Так что свои коленца выкидывать прекращай, а то ведь я и высечь могу!

– Эй-эй, боярин, полегше, – нахмурился «стрелец».

– А ты, Васька, замолчь, – огрызнулся Шереметев. – Коли князь Пожарский силком мне тебя приставил, так не в свое дело не сувайся.

«Что ж, придется дать спектакль, иначе от нее не избавиться», – мысленно улыбнулся Пьер и, придав лицу самое злобное выражение, на какое только был способен, топнул ногой.

– Не хотю! Уди! Уди-и! – крикнул он и заверещал на одной ноте противным, писклявым голосом.

Лицо Федора Ивановича налилось кровью. С минуту он молча смотрел на Пьера, а потом заорал:

– Да нет у меня никого, окромя нее!

– А-а-а!

– Замолчь немедля!

– А-а-а!

– Могет, мою Варвару к нему посадить? – спросил кто-то из толпы.

– Не-е! А-а-а!

Шереметев схватился за голову.

– Царица Небесная, дай мне сил! Что тебе надобно, чадо? Нешто один в горнице хочешь жить?

Пьер мгновенно замолчал и улыбнулся. Стоявшие у двери челядинцы зашушукались:

– Почто ему нянька, такому-то умненькому.

– Коли так положено, возражать не должон.

– Да как ты без мамки-то будешь? – начал было Шереметев, но Пьер демонстративно набрал воздуха в легкие, и боярин обреченно махнул рукой: – Господь с тобой, оставайся. Васька, слышь, ты заходи к нему почаще, чтоб чего не вышло.

Пьер улыбнулся еще шире и дернул Федора Ивановича за длинный рукав:

– Ам-ам!

– Ох ты, господи, он же не жрамши, – всполошился Шереметев. – Сейчас принесут.

Несколько человек тут же сорвались с места, но Пьер решительно заявил:

– Сам! – и потопал к двери.