Нет, конечно, я не собираюсь принимать участие в этом дурацком шоу – моих родных после такого фортеля сразу увезут в реанимацию. Правда, с этих уродов станется в отместку прислать маме или даже ментам диск с жуткой записью по почте. Но проблемы надо решать по мере их поступления. Сейчас все, чего я хочу, – это вырваться на свободу.
– Если тебе не трудно, принеси, пожалуйста. Или, может, вместе сходим?
Я вдруг подумала, что из кухни удрать будет проще. Судя по тому, что я успела увидеть, входная дверь особняка находилась за холлом, где мы только что все разговаривали. Наверняка часть народа до сих пор тусуется там. Но, может, из кухни есть отдельный выход? Во всяком случае, в коттедже Грановского так и было – в кухне имелась дверь, ведущая прямо на участок.
– Не стоит. Я быстро, – с каменным лицом изрекла Настя и вдруг достала из кармана стильных льняных брючек ключ.
И она меня закрыла! Я слушала, как щелкает замок, и мои глаза наполнялись слезами.
Засада, вот это засада… Неужели они действительно будут меня пасти вплоть до самой записи программы? И я ничего не смогу поделать?..
Я бросилась к окну. Второй этаж – не третий, может, мне удастся выбраться наружу?
Оказывается, за окном находилась лоджия. Мне сразу не понравилось ее хлипкое ограждение. Показалось, если в такое вцепишься – то тонкий пластик тут же оторвется, будет много шума, и я рискую получить травму.
А может… Пластик прикреплялся к вроде бы крепким на вид металлическим штырям. Взять простыню, зацепить за штырь, спуститься немного, а потом прыгнуть? Что там у нас внизу?
Я перегнулась через перила и вздохнула. Ничего хорошего внизу не было – широкая, выложенная булыжником дорожка (падать на землю, наверное, было бы лучше). Участок был обнесен высокой, больше двух метров, стеной, состоящей из сплошных гладких бетонных плит. А еще по участку, безжалостно взрывая лапами тщательно ухоженный газон, носился черный стаффордширский терьер с огромными челюстями…
– Виктор Петрович, послушайте, так если вы повезете девчонку в милицию – то почему я не могу использовать в программе видеозаписи из студии? Вы же так категорично возражали против милиции, говорили, это опасно. Но если менты все равно все узнают – давайте сделаем нарезку для шоу?
Голос Орехова не узнать было невозможно. Он раздавался прямо сверху, с лоджии, расположенной этажом выше, поэтому мне все было прекрасно слышно.
Адвокат щелкнул зажигалкой, и сразу потянуло крепким вонючим дымом.
– Сережа, ты меня, конечно, извини, но у этой девчонки, Маши, мозгов больше, чем у тебя. Даже эта малолетняя пигалица понимает – не информирование правоохранительных органов о готовящемся преступлении есть уголовно наказуемое деяние. Это просто чудо, что Миша сообразил быстро удалить все камеры и микрофоны и смыться. Если бы все выплыло наружу, мы бы уже не здесь разговаривали.
– Но вы же говорили девушке…
Адвокат сразу же его перебил:
– А что мне было ей говорить? Что мы хотим все выставить, как будто ни о чем не подозревали и она нам сама все рассказала? Да она тогда упрется рогом и ничего не скажет. И не будет никакой программы.
– Так вы ее обманули?
– Я никого никогда не обманываю. Но иногда не говорю всей правды. И вообще, мой тебе совет, уничтожь ты все эти записи от греха подальше. Что, думаешь, если ты звезда, то на тебя нормы Уголовного кодекса не распространяются? Зачем тебе эти записи? Девчонку попугали, и хватит. Где они находятся, у кого к ним есть доступ? И так слишком много народа в курсе.
– Все в моем компе. И еще кусочек вам на диск перегнали.
– А копии?
– Нет никаких копий. Мы все отсмотрели и прослушали, выбрали самые эффектные фрагменты, остальное удалили. Копий больше нет.
– Вот и сотри все прямо сейчас.
– Виктор Петрович, вы не понимаете! С этими кадрами программа стала бы бомбой!
– Сережа, это не обсуждается. Сотри и забудь, ты понял? Порядок действий такой. Ты записываешь программу, и сразу же мы ставим в известность следственный отдел. Потом – эфир. А никаких аудио– и видеозаписей у нас нет и не было. К нам просто обратилась девушка Маша с шокирующей историей, и мы, как честные граждане, поставили в известность милицию. Если девушка что-то говорит о записях или о том, как долго мы ее разыскивали, – это не более чем ее фантазии. Она что-то перепутала, после всего пережитого это и неудивительно, правда? События будут развиваться так и только так. Иначе я снимаю с себя всякую ответственность. Потому что всех моих связей и способностей не хватит, чтобы отмазать тебя от этого дела. А еще знаешь, Сережа…
Услышав звук приближающихся шагов (к счастью, Настя была в туфлях на очень высоких каблуках, которые оглушительно цокали), я быстро удрала с лоджии, не раздеваясь, нырнула в постель и натянула на себя одеяло. В ту же секунду щелкнул замок, я почувствовала на себе пристальный взгляд.
– Спишь? – На тумбочке возле постели что-то звякнуло. – А говорила, голодна.
– А? Нет, не сплю!
Уж не знаю, насколько достоверно у меня получилось изобразить пробуждение. Внимательно на меня посмотрев, Настя кивнула на поднос:
– Ешь давай!