Доверенное лицо

На примере романа «Доверенное лицо» советский читатель получает возможность познакомиться с наиболее ярким образцом гриновских романов этого типа. О том, каков был замысел писателя, сохранилось свидетельство критика Дж. Макларена-Росса, встречавшегося с Грином в 1938 г. и спустя много лет поведавшего об этом на страницах журнала «Лондон мэгэзин» (декабрь 1964 г.). По словам критика, Грин, сотрудничавший в то время с кинорежиссером Александром Кордой, даже задумывался о сценарии возможного фильма, но предполагал, что взволновавшая его коллизия покажется кинокомпании «для фильма слишком опасной», поскольку речь идет об «агенте испанского правительства, который приезжает с тайной миссией в Лондон во время гражданской войны и обнаруживает, что война преследует его и там».

Испания в романе открыто не называется, хотя упоминание о гражданской войне в одной из европейских стран позволяет читателю с первых строк безошибочно определить географический и политический адрес событий. Абстрагируясь от конкретных фактов франкистского мятежа и сопротивления ему, Грин использует звучащую в подтексте тему Испании как мощный источник эмоциональной напряженности, окрашивающий главный мотив повествования — мотив войны, преследующей героя. Она прочно поселилась в душе агента Д., охваченного скорбью о погибших и погибающих соотечественниках и потому с нервной обостренностью воспринимающего приметы непривычной для него мирной жизни Англии, не знающей войны. (Ирония судьбы: Грин писал эти строки в доме, которому, как и другим, расположенным рядом с ним архитектурным памятникам XVIII века, было суждено спустя два года, во время налетов фашистской авиации, превратиться в руины!)

Война возрастает для Д. и до глобальных размеров — как царящее в мире насилие, и конкретизируется в лице соперника по миссии Л., в котором Д., посвятивший себя поистине рыцарскому служению обездоленным, видит носителя отвергаемой им ложной, жестокой цивилизации. С войной (и здесь в романе Грина находит отзвук тот особый — горький — опыт испанских событий, который вынесли из них Дж. Оруэлл, А. Кестлер и другие западные интеллигенты) связан также мотив тотальной подозрительности, вражды, взаимной слежки, недоверия друг к другу и — соответственно — измены и предательства, разрывающих изнутри политический лагерь, к которому принадлежит Д. В книге воспоминаний «Пути спасения» Грин с гордостью пишет о том, что его близкий друг Ким Филби (сотрудник «Интеллидженс Сикрет Сервис» и советский разведчик), размышляя о проявлениях сталинизма, ссылался в качестве примера на ситуации, изображенные в «Доверенном лице».

Правда, эти ситуации составляют в романе скорее эмоционально-психологический фон, позволяющий оттенить душевную красоту героя, осуществляющего самоотверженное служение гуманистическим идеалам как сугубо личный выбор, и именно этот выбор, именно высокое индивидуальное нравственное чувство агента Д. определяет напряженность внешнего плана конфликта (столкновение героя с политическими врагами и предателями), а также сложной внутренней коллизии — она связана для Д. с решением проблемы гуманизма и активного действия, предполагающего уничтожение врагов. Эта проблема глубоко волнует и самого писателя, искусно подчиняющего ее осмыслению жанровую специфику своего произведения, в котором событийная острота усугубляется драматизмом морально-психологических ситуаций.

Убийство юной Эльзы, глубоко возмутившее агента Д., рождает перелом не только в душе, но и в поведении героя, и в развитии романного действия. Если поначалу Д. выступал жертвой коварных и жестоких врагов и сюжет строился подчеркнуто как серия обрушившихся на него ударов (не случайно название первой части — «Человек, за которым охотились»), то в последующих главах, объединенных заглавием «Охотник», все препятствия героем успешно преодолеваются, в его пользу начинают работать сами обстоятельства, даже наперекор их очевидной логике. Так, автор подчеркивает пробудившуюся активность Д., принявшего на себя миссию мстителя за гибель Эльзы.

Но, став «охотником», агент Д. все больше испытывает внутреннее смятение — не случайно он промахивается, стреляя в изменника К., в котором вдруг тоже начинает видеть несчастного, затравленного нуждой человека, заслуживающего жалости и сочувствия. Не случайно и то, что «последний выстрел» (так называется заключительная часть романа) принадлежит опять-таки не Д., а шайке мальчишек, вредящих взрослым ради своих целей и жестоких забав, но объективно помогающих победе агента Д. над соперником по миссии Л. Грин избавляет своего героя-гуманиста от необходимости стать вершителем возмездия — сама судьба наказывает убийц Эльзы — хозяйку гостиницы и К., но тупиковая ситуация, к которой автор приводит и героя, и читателя, остается. Тупик для Грина состоит в том, что, протестуя против насилия, принимая на себя ответственность за его жертвы и стремясь утвердить идеал гуманизма, человек должен сам стать активным, должен выбрать борьбу, а это с неизбежностью приводит гуманиста к насилию.