Доверенное лицо

Он, действительно, не был уверен, как следует понимать ее слова. Стоя перед людьми, которые вполне могли оказаться его врагами, он чувствовал себя потерянным и измученным. Чем дальше уходишь от открытой схватки, тем больше ты одинок. Можно только позавидовать тем, кто сейчас в окопах, на передовой… Он вдруг и впрямь ощутил себя там — ему почудился звон колоколов пожарных машин, завывание карет скорой помощи. Налет окончился, откапывают трупы, спасательные команды осторожно разгребают груды щебня, ищут заваленных. Бывает, нечаянно ломом приканчивают тяжелораненого. Мир вокруг него вдруг окутался туманной дымкой, похожей на уличную пыль после налета. Ему стало плохо. И снова возле самого его лица та же мертвая кошка — кошачий мех почти касается его губ, а он не может даже шевельнуться.

Комната закачалась. Голова управляющей раздулась, словно пузырь. Он услышал, как она сказала:

— Заприте дверь, быстрее.

Надо взять себя в руки. Что они хотят с ним сделать? Враги они ему?.. Или друзья?.. Он вдруг понял, что стоит на коленях. Время замедлило ход, стало тягучим. Мистер К. с ужасающей медлительностью плыл к двери. Пыльная, как кошачья шкура, черная юбка управляющей касалась его губ. Ему хотелось завопить, но мешало чувство собственного достоинства, точно кляпом заткнувшее ему рот. Даже если на темя обрушивается дубинка тюремщика, все равно нельзя кричать. Управляющая, склонившись над ним, шипела: «Где бумаги?» И опять омерзительная смесь дешевых духов и никотина — полубаба, полумужик…

Он произнес, словно извиняясь:

— Вчера били, сегодня стреляли.

Толстые беспощадные пальцы надавили ему на зрачки. Погружаясь в кошмар, он прохрипел:

— У меня их нет.

— Где они?

Большой палец сильнее надавил на правый глаз. Мистер К. все еще ковырялся у двери. — Она не запирается, — донесся его голос.

— Не в ту сторону поворачиваете ключ.

Д. попытался приподняться, но палец снова упирается в глаз и уже не двинешься с места. Д. почувствовал ужас, словно у нее не только на лице, но и на пальцах гнездилась какая-то зараза. Здоровенная туфля прижимает его ладонь к полу. У двери опять верещит, жалуясь на что-то, мистер К. И вдруг испуганный, но решительный голосок из-за двери:

— Это вы звонили, мадам?

— Нет.

Д., шатаясь, поднялся на ноги.

— Это я звонил, Эльза, — сказал он. — Мне стало плохо. Небольшое головокружение. Кажется, машина скорой помощи на улице?.. Однажды меня засыпало во время налета. Дай мне руку, пожалуйста, помоги добраться до кровати.

Комната снова качнулась — тумбочка для обуви, девицы на стенах в черных шелковых чулках, массивные стулья. Он сказал:

— Я запрусь в номере, иначе всю ночь буду ходить во сне по всему дому.

Они медленно поднимались на верхний этаж. Он сказал:

— Ты вовремя пришла. Я мог бы выкинуть какую-нибудь глупость. Думаю, что послезавтра утром мы сможем отсюда уехать.

— И я тоже?

— Да, и ты тоже, — пообещал он опрометчиво. Как будто в этом взбесившемся мире можно что-то предсказать хотя бы на секунду вперед…

III

Кошачий мех и пыльная юбка преследовали его всю ночь. Покой его обычных снов рухнул — ни цветов, ни тихих рек, ни старых джентльменов, рассуждающих о лекциях. После того, самого страшного налета он больше всего боялся удушья. Хорошо, что противник расстреливает, а не вешает тех, кто попадается ему в руки. Нет ничего кошмарнее затягивающейся на шее веревки.

Настал день, но сумрак за окном не рассеялся. Улица тонула в желтом тумане. Метров за двадцать уже ничего не было видно. Когда он брился, вошла Эльза и принесла на подносе яйца, копченую рыбу и чайник.

— Ты напрасно беспокоилась, — сказал он, — я бы спустился вниз.

— Я подумала, что это хороший предлог. Вы, наверное, хотите, чтобы я отдала вам ваши бумаги. — Она сняла туфлю, потом начала стягивать чулок. — О Господи, что они подумают, если сюда войдут. — Она села на кровать и засунула руку в чулок.

— Что это? — сказал он, напряженно прислушиваясь. Он вдруг понял, что смертельно боится забирать свои документы. Когда бремя ответственности чревато бедой, его хочется переложить на кого-то другого, незнакомого. Она встала и тоже прислушалась. Звуки шагов затихли внизу.

— Да это мистер Мукерджи — индийский джентльмен. Он не похож на других индийцев, которые живут внизу. Мистер Мукерджи — очень порядочный человек.

Он взял у нее бумаги — ну, теперь уже он скоро от них избавится. Она снова натянула чулок и сказала:

— Вот только он любит расспрашивать. Задает всякие вопросы.

— Какие?

— Ну, обо всем. Верю ли я гороскопам? Верю ли газетам? Что я думаю о мистере Идене[16]? И ответы записывает. Не знаю, зачем ему это.

— Странно.

— Вы думаете, у меня из-за этого могут быть неприятности? Когда мне охота поболтать, я говорю ему всякие глупости — и про мистера Идена и вообще про все. Для смеха, понимаете. А иногда, как подумаю, что он записывает каждое мое слово, страшно становится. А то, бывает, оглянусь и вижу, что он наблюдает за мной, как будто я зверек какой. Но он всегда очень почтительный.